Тень Серафима

Госпожа Лидия сохраняла за собой статус примы в течение семнадцати лет, родив лорду-защитнику троих детей, младший из которых, Эдмунд, сейчас являлся инфантом. Однако ей, как и многим выдающимся людям Ледума, не удалось спокойно состариться и умереть естественной смертью. Вскоре после несчастного случая, унесшего жизни старших её детей, близнецов Эммы и Эрика, женщина была арестована и некоторое время содержалась в Рициануме, после чего была прилюдно казнена по обвинению в измене.

Об этой истории в городе предпочитали не вспоминать. Госпожа Лидия пользовалась подлинной любовью и уважением как аристократов, так и народных масс, и смерть ее стала утратой для многих.

Как известно, в Ледуме официально отсутствовал институт брака и семьи, и любовники никогда не были скованы порой непосильными понятиями верности или долга. Из этого правила было только одно исключение: как священник возлагает жизнь на алтарь своей веры, отрекаясь от всего земного, так и человек, носящий черную ленту, утрачивает право распоряжаться собой. У него появляются строгие обязательства перед лордом, и нарушение этих обязательств каралось самой высокой мерой наказания.

Однако… премьер! Это что-то новое. Себастьян хмыкнул, предугадывая широкий резонанс в обществе, который вызовет такое громкое событие. На ближайшие месяц-два, и это как минимум, жители города обеспечены обширной темой для разговоров и пересудов, которая по популярности, несомненно, обойдет и кончину младшего сына правителя, и продолжающие ухудшаться отношения с Аманитой — темы не в пример более мрачные и действительно значимые.

Ловкий ход, и возразить нечего. Занять чем-то пытливые умы подданных, чтобы те немедленно принялись смаковать новости, рассуждать о мотивах и последствиях столь исключительного назначения. Отвлечь, увести в сторону от тревожных слухов о возможной войне, которые расхолаживают общество и совсем ни к чему разумному правителю. Лорд Ледума всегда чутко следил за настроениями в городе, не допуская до сознания народа ни малейших сомнений или черных мыслей, действуя с циничностью, свойственной блестящим политикам. И это назначение также было виртуозное, насквозь политическое решение.

Несмотря на очевидность подобных выводов, о взаимоотношениях между лордом и премьером наверняка поползут сплетни и домыслы. Как раз сейчас в Ледуме была распространена новоиспеченная модная теория, призывающая любить себе подобных. И куда только катится этот город? Кажется, нравы тут вконец развращены. Ювелир вздохнул. Церковь всегда запрещала подобные союзы, и для Серафима тут вопросов не было.

Конечно, ни о каких чувствах между этими двумя, если им вообще знакомы чувства, и речи не могло идти. Должно быть, решили подразнить бесстыдным намеком напускных святош из Аманиты. А заодно подчеркнуть современность взглядов и без того склонного к эпатажу правителя.

Как бы то ни было, статус премьера многое менял в жизни человека. В Ледуме, где уже почти обожествили своего бессмертного лорда, он считался крайне почетным, однако Себастьяну со стороны всё виделось немного иначе. Знаменитая черная лента, изготовленная из какой-то особой ткани, мягкой и гладкой, как шелк, и при этом не знающей износа, рождала у ювелира четкую ассоциацию с ошейником.

Лента обязана была носиться постоянно, дабы положение премьера ни для кого не осталось секретом, и окружающие могли обходиться с ним должным образом, демонстрируя глубочайшее уважение и почитание. Высокий статус предполагал также неприкосновенность — как юридическую, так и физическую.

Потому-то развлекающие Кристофера танцовщики так и вьются у его ног и даже целуют туфли с легкомысленно смотрящими в одну сторону серебряными пряжками, но никто из них не осмелится и мимоходом коснуться руки или хотя бы кончиков волос премьера, убранных драгоценными заколками. В глазах их читался плохо скрываемый страх перед таким опасным и неудобным клиентом.

Иными словами, премьер представлялся сильфу личной вещью правителя. Любимой, ценной, но всё-таки вещью, до которой не имел права дотронуться никто, кроме хозяина. Было в этом что-то от пережитков рабовладения.

С другой стороны, все жители Ледума и без того официально принадлежали лорду-протектору, хотя и считались номинально свободными. Это тактично называлось юристами и общественными демагогами «добровольной платой за защиту» и означало, что в любой момент времени лорд может сделать с любым жителем города всё, что заблагорассудится, независимо от факта, преступил тот в чем-то закон или нет. Правосудие было отдельно, а воля правителя — отдельно, и она превалировала над силой закона.