Тень Серафима

Человек замер, с изумлением воззрившись на явленного ему совершенного зверя. Несмотря на внушительные размеры, покрытое ослепительно золотыми чешуйками тело дракона было изящным и гибким и двигалось со стремительной, смертоносной мощью. Но Эдвард не успел детально рассмотреть его, не успел ничего понять, не успел даже испугаться. Что бы это ни было – сверкающие металлом когти или узкие игловидные зубы, – обе сонных артерии оказались перерезаны с поистине медицинской точностью, и из аккуратных, но глубоких ранок хлынула алая, с резким гемоглобиновым запахом кровь.

Как подкошенный, Эдвард упал на колени, инстинктивно пытаясь зажать руками необратимо поврежденные сосуды, одновременно с пронзительной ясностью понимая бессмысленность подобных действий. В глазах его отразился предсмертный ужас, неконтролируемый первобытный страх небытия. Эдвард задыхался: кровавые струи во все стороны расползались от горла, как блестящие шустрые змеи; причудливыми яркими лентами просачивались сквозь сведенные судорогой пальцы. Кровь вытекала, не доходя до мозга. Когда болевой шок отступил, Эдвард вдруг разжал руки и с хриплым сдавленным стоном повалился на пол. Тело сотрясли сильнейшие конвульсии, глаза закатились.

Кровь же была повсюду: на руках, на неброских серых дорожных одеждах, на застеленном ковром полу; длинные белоснежные волосы разметались в беспорядке и тоже переняли цвет крови.

Видя скорый исход, дракон вновь принял человеческий облик и бросился к умирающему. И, не в состоянии справиться с силой жажды, не колеблясь приник ко вскрытому горлу. Твердой рукой удерживая тело, он не позволил тому метаться в агонии и откровенно наслаждался страшной дегустацией: как известно, предсмертная кровь, перед тем как обратиться в уксус, самая сладкая.

Разумеется, тогда, на границе жизни и смерти, Эдвард не видел ничего этого, но видел множество раз позднее, когда, теряя над собою власть, Альварх впадал в кровавое исступление первородной жажды. Золотые глаза его меркли, темнели и на несколько долгих мгновений делались совершенно черными, как солнце в час полного затмения. В этом удивительном превращении и крылась разгадка тайны, которую мало кто из ныне живущих знал: почему драгоценные камни, легендарные шерлы-близнецы, называемые «Глаза Дракона», имели вовсе не золотой цвет.

То был цвет, стыдливо скрывающий звериную природу мудрой старейшей расы – самых первых и самых совершенных хищников этого мира. То был цвет вечной жажды, которую не утолить.