– Главная площадь, через два часа. – Ювелир пожал плечами, поворачиваясь к ней спиной. – Если приведешь за собой хвост, можешь на меня не рассчитывать. Давай-ка, поторопись. И сотри с лица это выражение, оно тебя с головой выдает. Будешь и дальше такой непосредственной, долго не проживешь.
Обиженно поджав губы, София пулей вылетела из комнаты. Что ж, есть небольшая надежда, что ее не заметят, – дураков и новичков удача обычно любит… А тут, похоже, и то, и другое.
Но пора спешить. Себастьян уже слышал опасные шаги на лестнице. Мягкой кошачьей поступью крались враги. Крались так тихо и быстро, что ювелир едва ли сумел определить, сколько их, если бы не София. Это были не рядовые инквизиторы – специально подготовленные бойцы из отряда внутренних расследований, готовые при необходимости убить собрата, если тот чем-то запятнал себя и святую службу. Они не знали сомнений или колебаний, без разговоров выполняя любые приказы. Один такой боец стоил десятка.
Велик, оказывается, авторитет Серафима среди носящих серебряные фибулы. Что ж, очень, очень лестно.
Себастьян посмотрел вниз. Комната располагалась невысоко – всего-то третий этаж гостиницы. Можно спрыгнуть, но есть риск получить травмы при приземлении на каменную мостовую. К тому же спрыгнуть – это полдела, нужно еще и незаметно убраться, а парочка-другая инквизиторов наверняка караулит у входа, контролируя возможные пути бегства.
Себастьян глубоко вздохнул и осознал внутри себя сущность сильфа, невидимую простым глазом. Он смотрел прямо в сердце, ощущая движение прохладной крови этой старшей расы, которая струилась в жилах, не смешиваясь с человеческой, – бесцветная, как воды горных ледников, и невесомая, как сам воздух, из коего сотканы призрачные души народа его матери. Увы, эфирной субстанции было недостаточно, а человеческая кровь слишком отяжеляла и связывала ее, чтобы способности сильфов в полной мере могли проявиться.
Но кое-что все-таки было ему подвластно.
Рыжие волосы, в беспорядке падавшие на лицо, потускнели, поблекли, теряя свой цвет. Казалось, это полупрозрачные пряди ветра. Невысокую фигуру уже было не различить в проеме окна: контуры размывались, стирались, таяли… и, наконец, пропали полностью. Человеческая плоть смешалась с воздухом, растворилась в густом молоке тумана и исчезла, перейдя в иное, бестелесное состояние.
Серафим сделал шаг вперед и безо всяких крыльев легко воспарил над землей.
Задержка – на долю секунды, не больше. Вполне достаточная для того, чтобы оглядеть окрестности, отыскивая вероятные ловушки внимательным, вобравшим все краски мира взглядом. Ничто не скроется от того, кто смотрит насквозь.
Уже в следующее мгновение он стоял на земле, опустившись мягким прыжком, упруго и совершенно бесшумно. Еще миг – и невесомая тень скользнула в ближайший безлюдный проулок, двигаясь много быстрее человека. Слишком скоро даже для того, чтобы ее разглядеть.
Инквизиторы уже ворвались в оставленную Себастьяном комнату, опоздав на какую-то минуту, но наградой им была лишь пустота. Порывы сырого воздуха увлекли наружу занавески, которые расстроенно махали на прощанье ушедшему, словно вышитые платки в руках провожающих.
Минута. Одна-единственная неполная минута!
Чудовищное, непростительное опоздание, если собираешься ловить того, кто стремительней ветра.
Убедившись в безопасности, Себастьян принял привычный облик. Туман не спешил рассеиваться, давая дополнительные возможности оставаться незамеченным. Однако в городе стало слишком оживленно. Святая служба активизировалась: если раньше встретить на улице кого-то из ее адептов было редкостью, то уже за сегодняшнее утро Себастьян видел четверых, откровенно наблюдавших за ключевыми районами. И это если не считать тех, кто с рассветом бестактно пожаловал к нему без приглашения.
Но, вот беда, разминулись и не застали дома.
Ювелир мысленно чертыхнулся. С давних пор он недолюбливал Ледум. Казалось, этот чертов город стеклянный и каждый его житель может с точностью сказать, где находится любой другой. Здесь не было никаких секретов, никакой частной жизни. В особенности это касалось приезжих, представителей криминального мира и работников спецслужб, которые контролировали всех и вся. Более тоталитарного и полицейского режима, да еще и под прикрытием абсолютных свобод, Себастьян не встречал ни в одном из городов Бреонии, хотя за свою беспокойную жизнь успел посетить каждый. Официальная доктрина утверждала свободомыслие в высшем его проявлении, отдавая анархизмом и вседозволенностью, но на практике была лжива от начала и до конца.
Так же лжив и лицемерен был и сам Ледум, серый город греха.