Тень Серафима

Стефан разве что рот не раскрыл, в крайнем удивлении переводя взгляд с Себастьяна на Софию и обратно. Но, вдохновленный красноречивым взглядом Серафима, промолчал, оставив при себе мнение и ехидные вопросы. Вероятно, мнение это было крайне далеко от положительного, а вопросы – от тех, что подобает задавать в присутствии дамы.

– В конце концов, даже оставаясь здесь, я все равно рискую жизнью, – немедленно начала давить на логику София. – А там я смогу быть полезной. Ты же знаешь, Искаженные отлично умеют прятаться…

После последней фразы мнение Стефана о сложившейся ситуации явно стало еще более нелестным, если такое вообще возможно. Но он вновь деликатно смолчал, рассматривая лицо Себастьяна в надежде, видимо, прочесть на нем какие-то ответы, причины столь нерационального поведения.

Как завороженный, Стефан глядел ему в глаза, и было ясно: в душе товарища, неподвластный контролю и доводам разума, шевелится древний, свойственный каждому человеку страх.

Страх перед нечистью.

– А еще, – как ни в чем не бывало беззаботно продолжала София, – за это я отдам свои перчатки. Уверена, тебе они приглянулись…

Себастьян наконец обернулся, и она осеклась на полуслове, напоровшись на пронзительный взгляд, как медведь на острый кол.

– Ты еще и торговаться будешь? – рявкнул сильф, чувствуя, как взгляд его наливается тяжелой мутноватой зеленью нездешнего. – Мы только что убедились, как ты умеешь прятаться. Все, разговор окончен. Марш в свою комнату!

София мигом ретировалась, видимо, решив отложить разговор до утра. Все-таки кое-какие крохи здравомыслия были в ее не в меру хорошенькой головке.

Себастьян бросил задумчивый взор на Стефана. Тот ощутимо напрягся, ожидая, как решится его участь: все же Серафим бывал иногда излишне суров.

– Правду ты говоришь или нет, мне придется тебе поверить, – в конце концов подытожил Себастьян, направляясь в свою комнату с глупой мыслью все-таки уснуть сегодня. – В любом случае я не убийца. Я не готов убивать человека, которого считаю другом, даже если он меня предал. Я не готов убивать в храме, в который этот человек пришел за помощью. Лучше совершить смертельную ошибку, чем святотатство.

Стефан с облегчением вытер пот со лба и тоже поспешил исчезнуть в полумраке.

Глава 15, в которой сон не отличить от яви, туманное прошлое становится ясным, настоящее – запутанным, а будущее – смертельно опасным

Снова кошмар.

Себастьян почти не удивился, увидев до боли знакомые покатые стены драконьей пещеры, поросшие окаменелым от времени синим мхом… нет, вовсе не синим. Убаюканный старой привычкой, ювелир не сразу обратил внимание, что сегодняшний сон разительно отличается от предыдущих, многолетних одинаковых снов.

Он был черно-белым.

С изумлением разглядывал Себастьян мрачный, лишенный цветов мир вокруг себя. Как ни странно, тот казался даже более ярким, более реалистичным и четким, чем привычная пестрая действительность. Без компромиссных полутонов реальность обрела глубину, выразительность и какой-то постановочный драматизм. Оборотной стороной же стала строгая графичность пространства: она угнетала разум и быстро вызывала усталость глаз.

Вспомнив, что это всего лишь очередной сон, Себастьян вдруг обрел заветную свободу действий и неуверенно замер, не в силах принять решение. Как поступить на этот раз?

Сон меж тем стремительно развивался по своим законам, замыкаясь в заколдованный порочный круг. Угадывая до боли знакомый отдаленный шум погони, в ужасе и отчаянии ювелир зажал уши руками, только чтобы не слышать стражей, не слышать ничего вокруг, но все было напрасно. Звуки рождались прямо у него в голове.

И вот, продираясь сквозь жестокое эхо, Себастьян побежал куда-то вперед, нелепо, размашистыми зигзагами, будто слепой. Снова Моник умрет, а он ничего не сможет поделать. Выбор лишь в том, увидит ли он ее смерть или в который уже раз постыдно скроется. Как это больно!

Тем не менее, если говорить откровенно, Себастьян никогда не пытался избавиться от мучивших его кошмаров. Ну, может, первое время, когда душевная рана была особенно свежа, надевал на ночь кровавые гиацинты. Эти камни печали питались тяжелыми эмоциями: смягчали меланхолию, забирали нездоровую тоску и отчаяние, жадно впитывали скорбь. Одновременно с этим гиацинты избавляли владельца от любых сновидений, галлюцинаций и навязчивых страхов. Платой за мощное исцеляющее действие минералов было одиночество, которое те приносили вместе с покоем.

Одиночество, которое нельзя преодолеть.