Тень Серафима

В Ледуме, на знаменах которого красовались яркие идеи прогресса, цепляться за прошлое было страшным обвинением.

Однако традиционное сельское хозяйство все же удалось сохранить, хоть объем его сильно сократился, и позволить себе дорогостоящую продукцию могли только знатные и состоятельные господа.

Традиционной конструкции мельницу построили на совесть: невысокая башенка без окон с ровной конической крышей упорно сопротивлялась разрушительной силе времени, но мало-помалу сдавала позиции. Удлиненные четырехугольные крылья уже не поворачивались навстречу ветру. На деревянный каркас был натянут холст, кое-где прогнивший от времени, непогоды и влаги. У самого входа росло раскидистое сливовое дерево, по всей видимости, посаженное еще тогда, когда старая мельница работала. Древесная кора сильно потрескалась от прошедших лет, ствол причудливо искривился.

Себастьян задержался на минуту, залюбовавшись пейзажем, который нечасто теперь встретишь в городах. Цветы сливы, первые цветы, появляющиеся накануне весны, густо усыпали черные морщинистые ветви. Нежные бело-розовые звездочки… Такой трогательный контраст! Особенно радовали краски после долгой бесцветной зимы. Воздух полнился тонким, едва уловимым ароматом удивительного растения, такого хрупкого, деликатного – и одновременно стойкого к самым сильным морозам.

Слива цвела уже почти неделю и отходила: большая часть лепестков успела осыпаться. Ступени, ведущие к двери, укрылись яркой и чистой ажурной накидкой, не примятой ничьими шагами. Однако на ветках все еще красовались и тугие завязи, и нежные бутоны, плотно сомкнутые и трогательно полураскрытые, и пышные цветы в пору полного цветения, и, наконец, увядающие, которые готовились к своему первому и одновременно последнему полету.

Все стадии жизни соседствовали здесь, напоминая про ее быстротечность. Но это был не конец – совсем скоро на месте цветов, напоминая людям о надежде, появятся крохотные зеленые плоды. Смерть лишь запускала новый цикл.

На верхних ветвях дерева таились маленькие птицы, радостным щебетанием приветствовавшие день. Их крылья будто были вышиты разноцветными шелковыми нитями, а мелодичные голоса встревожили и взволновали Себастьяна, напоминая о чем-то волшебном, несбыточном. Какое приятное место. Дерево с птицами представлялось солнечным пятном на черно-сером фоне города.

В последний раз вдохнув благоухающий воздух, Себастьян поднялся по ступеням и осторожно толкнул входную дверь. Как и ожидалось, она была не заперта.

Мельница казалась необитаемой. Себастьян был полон светлых переживаний и не ощущал никакого дурного предчувствия. Слух, намного превосходящий человеческий, уверенно говорил, что здесь нет ни единой живой души.

Внутри царил прохладный сумрак и тишина. Глаза быстро перестроились и оглядели совершенно пустую комнату, в которой прежде, должно быть, хранили мешки с мукой, а может, использовали ее для иных хозяйственных нужд.

Нет, в этой мельнице не было ровным счетом ничего подозрительного.

Должно быть, он ошибся, приняв ее за таинственную девятую башню, о которой говорил дракон. Надежда стремительно таяла, уступив место скептицизму. Что может он взять и что оставить, если здесь совершенно ничего нет?

Впрочем, помимо этой комнаты в мельнице было помещение под крышей, которое тоже не помешает проверить – хотя бы для очистки совести. Наверх вела узкая винтовая лестница. Ступив на нее, Себастьян быстро оказался на втором этаже и безо всякой задней мысли преспокойно открыл дверь.

Внутри его ждали.

Глава 22, в которой продолжается череда невероятных встреч

Себастьян и опомниться не успел, как время предпринять что-то было безвозвратно упущено.

Никогда прежде не ощущал он подобной беспомощности. Ювелир совершенно отчетливо отделил момент, когда утратил контроль и полностью перестал принадлежать себе. Произошло это в тот самый миг, как рука его неосмотрительно распахнула дверь, – в один-единственный миг!

Воздействие походило на ментальное соитие, произошедшее быстро, грубо и против воли.

Черт побери, как это было неприятно.

Себастьян не знал, сколько времени прошло с момента ментального удара до минуты, когда он начал вновь осознавать себя. Первое, что он увидел, была поверхность темного дерева, совсем близко. На этой самой поверхности, холодной и твердой, он и лежал, касаясь пола лбом, а из приоткрытого уголка губ стекала горькая, больная слюна.

Несмотря на всю остроту ситуации, профессиональная сущность ювелира взяла верх, и Себастьян мысленно пустился в детальный анализ происшествия. Оценив свое состояние и легкость, с которой оно наступило, Себастьян пришел к неутешительному выводу: прямое ментальное воздействие, столь мощное и молниеносное, способны были осуществить только алмазы.