Тень Серафима

Наверняка он будет сожалеть об этом позднее. Но в эту секунду выбор, продиктованный строгими представлениями о долге, был сделан. Сомнения, раскаяние… острое, жестокое чувство вины… горькие вопросы и ненависть к самому себе, – всё это придёт, конечно, придёт, но после. Сейчас же душа его не запятнана и не отравлена никакими разрушительными эмоциями, а значит, пришло время действовать.

Глубоко вздохнув, ювелир открыл заветный кофр и окинул взглядом аккуратные ряды ячеек. Богатой коллекции Серафима мог позавидовать даже опытный боевой маг. Собранные драгоценные камни были столь хороши, что даже пассивная деятельность их приносила множество преимуществ, хотя и не раскрывала в полной мере всех свойств.

Себастьян извлёк пять небольших минералов и один за другим вставил их в рабочий медальон.

Первым встал на своё место гелиотроп – отменный образец звёздчатого агата, имеющий блёклый луковый цвет с расплывчатыми красноватыми пятнами. За ним последовал бесцветный ахроит – совершенно лишённая окраски разновидность турмалина, встречающаяся чрезвычайно редко.

Ювелир не торопился, тщательно закрепляя минералы и убеждаясь, что те немедленно включаются в работу. И вот уже на своём месте чистый пурпурно-красный гранат, по твёрдости сопоставимый с благородным рубином, – альмандин. Себастьян флегматично потянулся за следующим камнем, хорошенько промасленным тёмно-зелёным изумрудом, который при повороте и смене угла зрения менял оттенок от желтоватого до синего. И наконец, последний – великолепный золотисто-зелёный хризоберилл с эффектом кошачьего глаза – сильно заметной полоской света вдоль длинной оси минерала. Переливы камня напоминали радужку кошачьего глаза, а полоса света – вытянутый зрачок… Готово.

Ювелир со щелчком закрыл крышку.

Именно такое сочетание минералов давало всё, что только необходимо во время боя: быстроту, скрытность передвижений, силу и выносливость. Помимо этого, камни охлаждали рассудок, улучшали зрение, замедляли действие ядов, а также даровали терпимость к боли и повышенную свёртываемость крови на случай ранений.

Оставаясь на месте, Себастьян вытащил шпагу с даго и аккуратно, выверенно принял боевую стойку. Пламеневидный клинок опасно сверкнул на солнце, а в кинжальных ножнах привычно остались ждать своего часа четыре метательных ножа.

Ювелир был готов к бою, если не морально, то физически.

Цветы сливы продолжали осыпаться.

Лицо Серафима осталось невозмутимым, когда, совершив обманный манёвр, он напал на стоящего за спиной по левую сторону стража-мужчину. Похоже, подсознательно ювелир всё же избегал встречи с Моник, по крайней мере, пока имелся выбор. Конечно, второй страж также заслуживал сожаления, поскольку и его жизнь имела трагичный конец, и не по своей воле он находился здесь… Но, если не отгородиться сейчас от всех чувств, боя могло и не получиться.

Движение было совершено с головокружительной стремительностью и ловкостью, – но всё же их оказалось недостаточно, чтобы вывести из строя хотя бы одного противника. Себастьян неприятно удивился, когда стражу удалось частично парировать удар, и тот пришёлся вскользь, что совершенно не годилось для боя с существами, не испытывающими усталости, боли или нерешительности.

В поединках со стражами необходима скоротечность: затягивать их не имело смысла, ведь поднятые драконами мертвецы черпали энергию из каких-то неведомых смертным источников. Они могли даже не дышать. Их невозможно измотать или принудить совершить ошибку – и через час движения стражей будут так же быстры и точны, как в самую первую минуту боя.

Моник и при жизни была хорошим бойцом – именно она когда-то начала обучать Себастьяна профессиональному владению оружием. Но теперь от уникального стиля женщины не осталось и следа. Все стражи дрались одинаково: без индивидуальности, расчётливо и бесстрастно.

По мнению Себастьяна, так, с холодной головой, должны были владеть оружием математики, когда каждый удар – лишь взвешенный выбор наиболее оптимального решения из множества возможных вариантов. Это была успешная, хотя и довольно предсказуемая техника, и ювелиру в ней отчаянно не хватало полёта. Душа его искала в клинке нечто большее, чем просто средство умерщвления плоти.

Царящая вокруг тишина наполнилась непрерывным пением металла. Казалось, клинки непрестанно сталкиваются друг с другом, рождая чистый протяжный звон. Окажись свидетелем этого невероятного сражения случайный человек, он и задним числом не сумел бы восстановить цепочку событий. Танцующие смертельный танец фигуры просто расплывались бы перед глазами, а движения мечей выглядели бы длинными серебряными линиями, сверкающими в воздухе, стальными нитями, сплетающимися в острый клубок. Лишь изредка в сияющее чудо втекала алая струйка крови, увлекаемая инерцией движущегося меча.