Тень Серафима

Сам город казался стеклянным, серо-ледяным… слишком хрупким. Едва улавливал Серафим скованное дыхание полиса в трудном ледяном плену. И чудилось – одним неловким движением его возможно разбить, разбить вдребезги, как одну большую ледышку, как фигурное изваяние изо льда.

О Изначальный… такой Ледум – прекрасный, отчаянно беззащитный – сильф снова был готов любить.

Но страх останавливал порывы сердца. Город оказался столь многолик и менял свои лица так часто, что доверять ему вновь было слишком рискованно. Тем не менее Себастьян внутренне замирал от восторга, не в силах остаться равнодушным к открывающейся его взору какой-то откровенно пугающей, депрессивной красоте.

Страшная ледяная сказка, сон, который не исчезнет с рассветом. Даже если температура вернётся к нормальным значениям, таять это странное чудо будет дня три-четыре, не меньше. Слишком много льда.

Сильф уже почти не чувствовал замёрзших конечностей, когда за поворотом наконец показался нужный дом.

Ледум подозрительно затих, наблюдая. Себастьян тоже замедлил шаг, в ледяном безмолвии подходя всё ближе, и наконец дёрнул на себя обледенелую, примёрзшую к проёму дверь. Открыть её удалось с трудом.

Церковь встретила ювелира гробовым молчанием.

***

– Я служу науке, а не лорду-протектору, дорогой мой Карл, – поморщившись, печально возразил учёный. – Науке, и только ей одной. Я не имею права гордо умирать в застенках, теряя драгоценное время, – это было бы слишком большой… возможно, невосполнимой потерей для прогресса.

– О, прогресс, великий и ужасный прогресс! – зло съязвил оборотень, постепенно выходя из себя. – Сколько раз слышал я это ваше универсальное заклинание, оправдывающее самые жуткие из преступлений. Разумеется, вы вынуждены молчаливо страдать, самоотверженно возложив себя на сияющий алтарь науки! И ни высокое положение главы Магистериума, ни множество почётных степеней и наград не смягчают горечи ваших глубочайших душевных мук.

– Именно так, – огрызнулся в ответ профессор. О Изначальный, почему старый друг так легко вызывает его гнев, давя на, казалось бы, давно зажившие мозоли? – Но вам-то откуда стало известно всё это, коль вы долгие годы томились в заточении?

– Всё верно, я был полностью изолирован от мира, – мрачно подтвердил гость, нахмурившись, – но мой тюремщик держал со мной тесную связь. Он не только дотошно выпытывал у меня мои тайны, но и сам временами был не прочь делиться ценной информацией. Всё потому, что ему было почти так же скучно, как и мне. В том числе правитель в красках хвалился передовыми достижениями и успехами науки Ледума, которыми он весьма и весьма доволен.

Карл перевел дух, искоса посматривая на собеседника и примечая его реакции.

– И как только можете вы жить с этим, профессор? – наконец прямо спросил оборотень. – Как можете спокойно спать, зная, для каких чудовищных целей используются ваши разработки? Это трусость. Куда исчез тот Мелтон, которого я знал когда-то, – мечтатель и неисправимый романтик? Из гениального ученого за минувшие годы вы превратились в злого гения эпохи.

– Не будем заострять внимание на том, в кого регулярно превращаетесь вы, – под нос себе пробормотал ученый, нервно рассмеявшись. – Время романтики заканчивается в юности, это так. Но не преувеличивайте мои грехи. Наука бесстрастна, она не может быть хороша или дурна. Наука есть выражение самой объективности. В чём-то вы правы: иногда ей находят не самое лучшее применение, но в этом нет вины изобретателей или исследователей. Таково наше общество и его болезни, которые не мне лечить. Вы правы: все разработки в первую очередь обретают реализацию в военной сфере, но по сравнению с невежеством и хаосом это неизбежное и гораздо меньшее зло. Рано или поздно все открытия будут применяться и для мирных нужд. Таким образом, со временем жизнь простых горожан так или иначе становится лучше и проще.

– Вы говорите его словами, – с беззлобной иронией заметил оборотень, широко разведя руками. – Ведь это не ваши мысли, профессор. Прежде вы не были согласны на такие сомнительные компромиссы с совестью. Вы были не из тех, кто шёл по пути наименьшего зла.