Тень Серафима

– Тебя не проведешь, Альварх, – язвительно парировал правитель. – Но о чём тут вести спор? Любое могущество – лишь иллюзия. Как и всё в этом никудышном мире. Предоставленный смертным выбор лишь в том, какую именно иллюзию предпочесть. И я в полной мере использую его.

– Вот и славно, – почти пропело существо. Голос его был слишком чист, чтобы быть голосом зрелости, но в то же время слишком глубок, чтобы принадлежать беззаботной юности. Тёмная гармония этого размеренного голоса захлестнула сознание, завораживая, замораживая изнутри. – Но что же всё-таки насчёт дерзкой политики святой службы?

– Инквизиция действует строго в рамках предоставленных ей прав и свобод, – скрестив руки на груди, сдержанно пояснил заклинатель. – Это необходимое зло, с которым всем нам приходится мириться.

– Любопытно, что святая братия не доверяет свои планы даже лорду-защитнику Ледума… словно опасаются, что он может предать их в любую минуту. – Мальчик задорно рассмеялся. – И как же они чертовски правы!

Правитель только покачал головой.

– Вовсе нет. Защищать своих – обязанность вождей кланов, не так ли? Я не стал бы препятствовать или предупреждать оборотней о готовящейся облаве, если ты об этом. Напротив, истребление нелюдей чужими руками вполне устраивает меня. Сами не желая того, инквизиторы действуют на благо режима, вырезая на корню нечистое семя Искажённых и полукровок… вычищая мой город от скверны инакомыслия…

– Ты кажешься уставшим, Эдвард, – не дослушав, прервал его речь дракон, – и невесёлым. Не буду лукавить, мне это не по нраву. Не так приличествует выглядеть стражу высшего, зримому символу моего могущества… которое, надеюсь, не есть иллюзия. Я приказываю тебе улыбаться.

Лорд Ледума замолчал, хмуро ожидая продолжения, которое, несомненно, обязано было последовать.

Мальчик лениво поправил соскользнувшую на глаза непослушную золотистую прядь.

– Должно быть, это «Властелин» так утомил тебя? Самый драгоценный из моих подарков… а я ведь предупреждал: чёртов камень капризен и знает себе цену. Как маленькое жестокое божество, порой он требует слишком многого. Однако он и вправду превосходен, не станешь же ты отрицать?

– Не стану.

Голос человека откликнулся будто равнодушное эхо. Глухо, не давая ни капли эмоций.

– И всё же… как же к лицу тебе великолепный алмазный венец! Будто солнце зажглось в нём, взошло для тебя одного! Прошу, дай мне взглянуть.

«Властелин» переливался в лучах утреннего солнца и весь струился светом. В новом теле ребенка дракон был мал ростом и уж конечно не мог хорошенько рассмотреть сияющий на челе, гордо увенчивающий голову правителя платиновый венец с легендарным камнем. Даже чтобы просто говорить с человеком, ему приходилось задирать подбородок и смотреть снизу вверх. Это было неудобно и непривычно.

Лорд Эдвард не произнёс ни слова. Поняв желание ящера, он молча приблизился к мальчику и присел, оказываясь с ним на одном уровне. Взгляды их поравнялись, выстроились в единую линию: золотые глаза Альварха оказались прямо напротив тёмных глаз заклинателя.

Дракону нельзя смотреть в глаза. Но только не правителю Ледума – условиями давней Игры его разум был защищён он любого посягательства. Ни один дракон не посмел бы влиять на него.

Альварх протянул было руку, намереваясь коснуться «Властелина», а может, волос редкостного белого цвета, как где-то в начале галереи комнат раздались лёгкие шаги и едва начавшийся разговор их внезапно прервали.

– …Милорд!

Звонкий девичий голосок принадлежал Севилле. Последняя пассия лорда была так хороша собой, так юна и очаровательна, что правитель имел склонность прощать ей недостаток ума и некоторые вольности. Естественно, для всего двора «маленькое увлечение» немедленно превратилось в объект ненависти и чёрной зависти аристократии, а семья Севиллы, в свою очередь, преисполнилась осторожными надеждами.

Как бы то ни было, а в этот миг лорд Эдвард кожей почувствовал недоброе. И, словно в подтверждение нехорошего предчувствия, дракон демонстративно облизнул губы и в следующий миг вдруг исчез из поля зрения.

Движение это было так молниеносно, что даже опытный глаз мага с трудом различил его. Противоестественно гибкий позвоночник мальчика с места выгнулся в текучем вертикальном прыжке, и вот уже Альварх, улыбаясь, смотрит на него сверху вниз, прильнув всем телом к смальтовой потолочной мозаике – и замерев, как ящерица.

От немигающего гипнотического взгляда во рту становилось сухо. Три зрачка давали странное ощущение, будто взгляд ящера устремлён одновременно в разные временные измерения: прошлое, настоящее и будущее, непрерывно перетекающие друг в друга. Волосы на голове мальчика свисали витыми золотыми нитями, неожиданно повинуясь силе тяжести, которой будто не существовало для всех остальных частей тела, а зубы казались чуть острее, чем нужно.