Тень Серафима

– Не делай такое скорбное лицо, Серафим, – соблазнительно промурлыкала девушка, похоже, решив, что после случившегося можно перейти на ты. – Всё в порядке: я не собираюсь заставлять тебя жениться на мне. Произошедшее ничего не меняет. Совсем ничего. Хоть это и было, признаюсь, неплохо.

Себастьян мысленно усмехнулся, немного успокоившись. Слава Изначальному, как камень с плеч свалился. Ну да, как он мог запамятовать – он же в Ледуме! Нравы здешних жителей испорчены с самого рождения. Культ наслаждений цветёт тут пышным цветом, почитаемый за основной жизненный принцип и чуть не за единственный смысл жизни.

Даже самого понятия семьи нет в этом бесстыжем городе. Браки никем не регистрируются и не существуют даже неофициально: постоянно жить вместе людей заставляет разве только нищета или старость, но и в этом случае моральные обязательства не предусмотрены. Просто вместе выжить иногда бывает проще. Очень удобная жизненная позиция.

Родственные связи также не имеют никакой ценности. Рождённые в результате непродолжительных и случайных связей дети редко воспитываются дома. Это принято в основном в состоятельных домах или в среде аристократов, которым нужно продолжить свой род и удержать высокое социальное положение.

Простые же граждане отдавали нежеланных детей в военные воспитательные дома, на попечение общества, где из них готовили идеальных солдат для обороны города или стражей для поддержания порядка и защиты режима. Некоторые матери относили младенцев в монастыри, и в этом случае дети получали суровое и жёсткое воспитание, а общество – новых адептов святой службы, инквизиторов.

Инквизиция была таинственной и независимой организацией, местные отделения которой размещались во всех городах Бреонии, но центральная крепость, по слухам, скрывалась где-то в самом сердце Пустошей. Инквизиция никогда не вмешивалась в сомнительные интриги политиков или в распри между городами, декларируя своей единственной целью безжалостное истребление нечисти. В ответ святая служба требовала такого же невмешательства в свои собственные дела. Имя и местоположение главного инквизитора, который, несомненно, должен был существовать, держалось в тайне и не разглашалось даже под страхом смерти. Впрочем, рядовым инквизиторам такие сведения вряд ли были известны.

Но… Себастьян вдруг заострил внимание на последних словах Искажённой. Как там… неплохо? Мужское самолюбие ювелира почувствовало себя уязвленным. Чёрт возьми! На его взгляд, это было по меньшей мере превосходно! Впрочем, Себастьян никому не собирался навязывать своего мнения.

– Рад, что вы, жители Ледума, свободны от глупых предрассудков, – сухо сообщил ювелир. – Таких, как нормы морали, например.

София только хихикнула и шутливо закрылась подушкой. Определенно, один ветер у нее в голове.

– Ну не злись, Серафим, – вдруг примиряюще протянула Искажённая. Она обернулась в простыню, села на самый краешек кровати. – Ты любил её?

– Кого? – Ювелир полоснул по ней взглядом. Вскользь, но девушка инстинктивно съёжилась, как полуслепой котенок. Которого без жалости окунули в ледяную воду и сейчас будут топить.

– Моник. – Глаза Софии потускнели. Она тоже поднялась и начала одеваться, торопливо, угловато, разом растеряв всю напускную раскованность. – Ты называл меня её именем.

Хмель прошедшей ночи выветривался медленно, с трудом. Естественно, все эти проклятые годы Себастьян не жил, как монах, давший обет безбрачия, но все связи наёмника носили характер исключительно физиологический, не затрагивая потаённых струн души. Шутка ли – он послужил причиной смерти человека, которого любил, – такое довольно сложно пережить. Однако ювелир сумел. Ему даже удалось уверить себя, что эта трагедия навсегда выжгла в нем всё живое.

Вчерашняя ночь стала исключением, неприятным исключением. С удивлением Себастьян обнаружил, что чувства, запертые на амбарный замок страданий, обязательств и самобичеваний, оказались задеты. Мутной волной поднялись они с самого дна души и затопили рассудок, вынося на поверхность всё неприглядное, тщательно забытое и сокрытое. Душа сильфа оказалась объята внезапным порывом страстей, объята, как пожаром, особенно быстро охватывающим сухое, давно мёртвое дерево. Не думал он, что спустя десять лет столь остро ужалят его давние эмоции и переживания. Не думал, а зря.

Время, оказывается, не так уж хорошо врачует раны, как принято считать.

Себастьян вновь неодобрительно глянул на стрелки часов, которые и не подумали остановиться или хотя бы замедлиться. Уже половина первого – день стремительно таял. После слишком долгого сна голова была тяжела и категорически отказывалась соображать быстро. Всегда ужасно вставать так поздно: столько времени вычеркнуто из жизни. А ведь он ещё ни на шаг не продвинулся в своих поисках.

Ни на шаг, чтоб ему провалиться!

Глава 11, в которой разыгрывается блистательная шахматная партия