Тень у порога

– Я ведь и не видела никогда этот альбом. Мать рассказала мне о нем уже после моего замужества. Как она жалела, что подарила его Мартину. Прямо не сказала, конечно, но я поняла, почувствовала… Уж не знаю, почему она тогда это сделала. Мне не сказала, а я и спрашивать не стала. Зачем былое бередить? Видать, любила его сильно, вот и отдала самое дорогое, что у нее тогда было.

– Странно, что он не вернул альбом после того, как она дала ему от ворот поворот.

– А как отдать единственное, что у тебя есть от любимой женщины?

– Но ведь он в итоге связал свою судьбу с Фемке… мог бы тогда вернуть.

– Сердцу не прикажешь. Кто знает, может быть, мать так и осталась его единственной настоящей любовью.

– Может быть, – согласилась я.

А сама с сожалением подумала о том, что правды мы уже не узнаем.

– Вот она, – Антонина Петровна повернула ко мне альбом.

С одной из последних заполненных страниц на меня смотрела женщина, которую я уже видела на снимке с девочками. Только здесь она была моложе. Стройная, в элегантном платье в мелкий горох.

– Красивая, – сказала я. – Вы похожи.

– Ой, – только и махнула рукой старушка. – Какой же подарок ты мне сделала, деточка, на старости лет. Теперь и помереть не страшно. Жаль, у сына мальчишка народился, не особенно заинтересует его такой альбом.

– Может, он вас правнучкой порадует?

– Это можно, – улыбнулась она.

За чаем Антонина Петровна поведала мне несколько любопытных семейных легенд, связанных с ее бабкой и прабабкой, которые вели этот альбом. Я с любопытством слушала, доедая вчерашние пирожки. То ли они действительно были не хуже свежеиспеченных, то ли сказывался пропущенный завтрак.

Старушка не выпускала альбом из рук, снова и снова переворачивая страницы. Наконец захлопнула его и отнесла в комнату, а вернувшись, спросила:

– Неловко мне, Лена, просить… И без того сделала ты мне такой подарок царский. Скоро ты возвращаешься-то?

– На днях, – пространно ответила я, не сразу вспомнив, что, по легенде, мы с Климом, точнее Гунаром, – гости из Москвы.

– Мне бы это… одним глазком взглянуть…

– Вы хотите попасть в особняк? – догадалась я.

– Да мне бы только на часы взглянуть. С тех пор как ты рассказала, что они до сих пор в доме, места себе не нахожу. Все думаю. Машка вот мне сегодня снилась. Как живая. Хохочет, бегает по двору… а потом в доме-то и исчезает. Я за ней, а дверь заперта…

– Сны штука такая, – согласилась я.

И невольно вспомнила то время, когда они мне совсем не снились. Сейчас это казалось невероятным.

– Вот что, – сказала я, поднимаясь. – Предупрежу хозяев и вернусь за вами.

Прежде чем зайти к Ольхову, я позвонила Бергману. Рассказала о желании старушки, чем, впрочем, его не удивила.

– Получила альбом, а вместе с ним порцию ностальгии, – заключил он.

– Как считаешь, стоит вести ее в дом?

– Для расследования хуже не будет, а для старушки, пожалуй, даже лучше.

– Ты все еще думаешь, что она может быть причастна к посланиям?

– Вот и посмотришь на ее реакцию, – ответил он и отключился.

Знала бы я тогда, какую реакцию выдаст старушка.

Ольхова я застала на пороге. Он как раз собирался ехать к конкурентам, давать показания. Я в двух словах объяснила цель визита и пообещала, что много времени это не займет. Предложила даже снять часы со стены и отнести Ветровой.

– Думаю, эффективнее будет пригласить ее сюда, – возразил он. – Впрочем, не представляю пожилую женщину в роли отправительницы анонимных электронных посланий и заказчицы интернет-магазинов.

«Я тоже, особенно теперь», – ответила я ему, но про себя. На самом деле у меня не осталось сомнений в том, что старушка не имеет отношения к угрозам. Теперь Антонина Петровна была со мной максимально откровенна. Я это чувствовала.

Ольхов снова передал мне ключ, который недавно хранился у нас с Климом, и отправился на допрос.

Я вернулась к дому старушки. В кормушке вместо снегирей сидела пара воробьев, попеременно постукивая по дну клювами. Антонина Петровна ждала в кухне. Она переоделась в синее платье с длинным рукавом, и только теперь я заметила, какого красивого серо-голубого цвета ее глаза. Теперь они словно засияли.

Мы подошли к особняку, она остановилась у порога и несколько минут не решалась зайти. Я не торопила, понимала, насколько тяжело даются женщине эти последние шаги. Внутри я помогла ей снять пальто и указала на лестницу. Она замотала головой, предлагая мне подняться первой.

Как только я оказалась в гостиной, увидела у окна ее. Девочку с худенькими плечами в платье по колено. Она наклонила голову, словно разглядывая меня. Коротенькая косичка опустилась на плечо.

– Маша, привет, – шепнула я, едва размыкая губы.

Я надеялась, что старушка меня не услышит. Антонина Петровна, тяжело дыша, поднималась вслед за мной по лестнице.

– Батюшки святы, – пропела она, когда наконец оказалась на втором этаже. – Как много места. А раньше на этом этаже было по четыре комнаты с каждой стороны коридора.

– А где была комната Мартина и Фемке? – спросила я.

– Этажом выше, над нами.