Тень ветра

А утром Саймон послал запрос на Колумбию, в Грин Ри-вер, в главную штаб-квартиру. Шалунья Нази могла верить в миф (имевший скорее всего местное происхождение) о синих глазах Мухаммада, однако Саймону требовалась точная информация, и он не сомневался, что ее получит. О пресветлом эмире в Грин Ривер наверняка располагали детальными данными. Ведь Абдаллах фактически был внештатным агентом ЦРУ — но, в отличие от штатных, жалованья не просил, а значит, работал из чистого интереса и по велению совести. Аллах Акбар относился к весьма беспокойным мирам, и веское слово потомка пророка значило здесь не меньше, чем вся резидентура ЦРУ. Они как бы служили взаимным дополнением друг другу: эмир воздействовал речами, а если речи пропадали втуне, являлся кто-нибудь вроде Ричарда Саймона, с фризерной бомбой в кармане. Или с другими средствами убеждения.

После завтрака Саймон был доставлен в круглый зал на вершине самой высокой дворцовой башни. Поднимаясь туда в кабинке лифта в сопровождении пары почтительных слуг, он опять размышлял о том, что Басра не такой уж средневековый город: есть здесь лифты, но нет кастратов, есть пылкие красотки, но нет рабынь, и купальни греют не кострами, а самыми современными калориферами. Тут, в Басре, прогресс каким-то чудом соединялся с давними традициями, с установлениями старины, и уживались они вполне мирно — точно так же, как властитель Абдаллах и ЦРУ. Но Саймон знал, что прогресс, несомненно, важнее старых обычаев, что эти дворцы, сады, купальни с девушками и воины с ятаганами всего лишь ширма; отодвинь ее, и явится взору все тот же прогресс, станции Пандуса, компьютеры, роботы и космолеты. Это придавало Счастливой Аравии некий легкомысленный опереточный оттенок.

Эмир поджидал его на вершине башни, царившей над дворцом. Отсюда открывался вид на все четыре стороны света: на западе лежала Басра, а за нею — море, юг и север тонули в садах, а на востоке, позади зеленых рощ, лугов и холмов, простиралась пустыня. Разглядеть ее с башни было невозможно, но небосвод в той стороне казался не голубым, а желтоватым, будто тысячи лиг песка отразились в небесном зеркале, окрасив его цветом барханов и верблюжьей шерсти. Эмир, стоявший перед восточным окном, сделал Саймону знак приблизиться.

— Не правда ли, прекрасно, сын мой? — Он вытянул руку, словно желая погладить гребни холмов, увенчанных скалами. — Если верить книгам и старым фильмам, на Земле было хуже… намного хуже… Хотя и здесь не текут реки шербета и не гуляют поджаристые барашки. Аллах устроил человека так, что ему не сбежать от себя самого, и куда бы он ни явился, он приносит с собой раздоры и споры, страх и ненависть, свою гордыню и свое нечестивое самомнение… Все, что есть в реальности, и есть в сказках — ведь сказки всего лишь отражают случившееся на самом деле. — Эмир помолчал, хмуря брови, и добавил:

— Предкам моим это было понятно, Ришад. И, добравшись сюда, они пожелали написать свою собственную сказку. Ты спросишь, почему? Видишь ли, сын мой, у сказки только одно преимущество перед реальностью — счастливый конец. Даже если речь идет о смерти… Как говорится в сказках, вкушали они покой, счастье и радость, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, опустошающая дворцы и населяющая могилы…[26]

— Сказка — это Счастливая Аравия? — спросил Саймон после долгой паузы.

Эмир кивнул.

— Да, Ришад. Видишь ли, есть Аллах Акбар, есть мир арабов, есть просто Аравия и Аравия Саудовская — и есть Аравия Счастливая. Страна Харуна ар-Рашида, Ала ад-Дина, Синдбада, Маруфа-башмачника и прекрасной принцессы Будур…

— И Али-Бабы?… — произнес Саймон с вопросительной интонацией.

Абдаллах усмехнулся.

— О! В отличие от моих племянников, ты сразу понимаешь суть вопроса!

— Похоже, амир ал-му´минин, ты не слишком благоволишь своим племянникам?

— Тот, кому я благоволю, сейчас не здесь. Хвала Аллаху, у меня множество братьев и сестер, а племянников еще больше… Есть из кого выбирать… — Эмир положил руку на плечо Саймона, стиснув его крепкими пальцами. — Но хватит о племянниках! Я надеюсь, что ночь у тебя была приятной? Ты согрелся и пришел в доброе расположение духа?

— Я даже вспотел, — признался Саймон.

— Вот и прекрасно! Значит, ты готов созерцать мои сокровища?

— Готов, амир ал-му´минин.

— Тогда скажи, что ты там видишь? — Абдаллах снова простер руку, показывая на восток.

— Рощи… сады… холмы… скалы… — Саймон прищурился: солнце било ему в глаза. — Очень живописные скалы! Особенно те, в половине лиги от города… Напоминают разрушенный замок…

Эмир кивнул.

— Так и было задумано предком моим Касимом. Скалы установили в ту давнюю эпоху, когда создавался Аллах Акбар, но под ними, в холме, есть пещера — естественная пещера, в которой поместился бы весь мой дворец. Правда, пришлось ее дооборудовать…

Он снова смолк, и Саймон, выждав приличное время, поинтересовался:

— В этой пещере — твоя коллекция, амир ал-муминин?