Тень ветра

… В следующий миг он был уже не в тайятском лесу, а на церковной колокольне. Ладони его лежали на раскаленной твердой плоти “хиросимы”, два пулеметных ствола глядели на скалы Сьерра Дьяблос; из-за скал, ряд за рядом, выползала колонна людей в пятнистых комбинезонах, и в руках их блестело оружие. За спиною Саймона грудились беленые домики на берегах прозрачного потока, а между ними и церковью была площадь, заполненная народом. Не оборачиваясь, он знал, что там собрались все: Дряхлый священник и староста, дон Анхель Санчес, экономка священника с прижавшейся к ней девочкой, Пакито и Лола, Рикардр и малышка Би, и другие люди, женщины и мужчины, еще не привязанные к столбам, не изуродованные, не изнасилованные, еще живые… На сей раз он поспел к ним вовремя, не к шапочному разбору, и эта мысль наполняла его торжеством.

Пригнувшись, он с яростным воплем дал длинную очередь, что отозвалась в скалах эхом — долгим, как похоронный салют. Фонтаном взметнулись осколки камня, под гулом свинцовых пчел рухнула тишина; хищная стая понеслась, тараня воздух, скользя вдоль дороги, отыскивая цель, такую мягкую, такую беззащитную перед укусом стали. Над атакующей колонной взвился гондурасский флаг, оттуда ответили — слабо, вразнобой; одна пуля свистнула слева от Саймона, Другая ударила в колокол, породив долгое протяжное “ба-аммм”. Он дал новую очередь, уложив в пыль десяток фигурок в пестрых комбинезонах. На площади, за его спиной, люди стояли в молчании, слушая слитный рокот пулеметного и колокольного набата. Они надеялись на него.

— Без гнева и пристрастия, — произнес Саймон, прошивая ряды атакующих. — Не милосердие, но справедливость! — Он срезал гондурасский флаг, что развевался над отрядом. — Pro mundi beneficio! Поднявший меч от меча погибнет! Не возжелай дома ближнего своего, не подними рук на жену его и детей! — Он снова надавил гашетку и пробормотал на тайят-ском:

— Чтоб вам сдохнуть в кровавый закат, проклятые крысы! Я не пущу вас сюда!

Пулемет грохотал и пел в его руках, посылая не праведным смерть и муки. Он ликующе расхохотался и пнул зарядный ящик. Патронов было много. Много маленьких свинцовых пчел, посланцев Ричарда Саймона, защитника тех, кто стоял сейчас на площади.

Он слал смерть из храма, где пребывали милосердный Христос и Дева Мария, заступница. Богородица. Он слышал их голоса. Они говорили: сегодня — не милосердие, но справедливость! Они тоже избрали его своим защитником. Не карающей десницей, не ангелом-мстителем с огненным мечом, а вестником жизни и надежды. В звоне колокола он слышал их голоса, он внимал и подчинялся им. Они говорили: сражайся! Сражайся, воин, но помни: сладко карать и сладко мстить, но слаще — защищать!

… Панамская деревушка исчезла, растаяли горы Сьерра Дьяблос, затерялась в пустоте Латмерика — коричнево-сине-зеленый шар, плывущий вокруг ослепительной звезды. Саймон лежал в траве иного мира; иное солнце восходило над его головой, иные ветры шелестели вокруг, приветствуя утреннюю зарю. Трава была высокой, красной и гибкой; упругие стебли нависали над ним, точно желая надежнее спрятать, укрыть от чужих взоров. На горизонте вставал горный хребет, вокруг лежала степь, и в ней ярким сочным пятном зеленела дубовая роща. В кольце деревьев торчали решетчатые башенки и серый бетонный купол с погасшими прожекторами.

Тид, догадался Саймон. Южный материк, станция Пандуса, в ста километрах от Залива Левиафанов, в двадцати — от Адских Столбов и в четырех — от лесной опушки. Снабжена маяком системы “Вектор”, окружена ультразвуковым Периметром для защиты от местных животных. Только от животных; от людей этот барьер не защищает. Персонал — четыре человека: Жюль де Брезак — старший оператор, офицер Транспортной Службы; Хаоми Синдо — оператор; Леон Черкасов и Юсси Калева — техники. Пока еще живые.

Он пополз вперед, волоча за ремень вороненую “сельву”. Солнце уже вставало; он должен был поспеть вовремя. Он полз, прижимаясь к теплой земле, и вспоминал наставления Чочинги: стань тенью ветра, воин, стань эхом тишины, стань мраком во мраке и отпечатком на воде, стань травой среди трав, птицей среди птиц, стань змеей среди змей. Он был сейчас тенью и эхом, травой и птицей, змеей и мраком; он продвигался вперед с бесшумностью пантеры, и стебли красной травы, смыкаясь, не шелестели за его спиной.

У невидимой черты Периметра он замер, с минуту прислушивался к плеску и веселым возгласам, потом приподнялся на коленях. Теперь он видел бассейн и двух обнаженных парней в воде: один — постарше, темноволосый и худощавый, второй — здоровяк с соломенной гривой, примерно возраста Саймона. Юсси и Леон, техники, мелькнула мысль. Де Брезак сейчас на дежурстве и сидит в диспетчерской, а Хаоми, милая длинноногая Хаоми с чуть раскосыми глазами, только поднялась. Их пока что четверо, но трое обречены… были обречены — в той, другой реальности, где Ричард Саймон безнадежно опоздал.