Тень за кадром

— М-да, — изрек я. — В любом случае, если это все и странно, то не со стороны. Для вас странно. А я, например, знаю, что творческие люди очень переменчивы в своих намерениях…

— Это все знают, — поморщилась Маргарита. — Но Роман — не переменчивый, в этом-то все дело. И повесть «Нос» — абсолютно не в его вкусе.

— Хорошо, — сказал я. — Но вы, по крайней мере, согласны, что с Азией этот самый «Нос» никак не может быть связан?

— Разумеется, — кивнула женщина. — Вы просто спросили, было ли что-нибудь странное, и я вам сказала.

— А больше вообще ничего не было?

— Нет.

— Ну что ж, — произнес я с досадным чувством зря потраченного времени, — спасибо вам, Маргарита… э-э, просто Маргарита. Только вы, уж пожалуйста, не говорите Роману, что я приходил. Это действительно была сугубо моя инициатива.

Она коротко кивнула, по-прежнему не глядя на меня.

Я хотел было уже уйти, но что-то заставило меня, наоборот, приблизиться к ней и взять за руку.

— Что вы делаете? — Она наконец кинула на меня удивленный взгляд.

— Просто прощаюсь, — сказал я и чмокнул ее в запястье. А потом не выдержал и притянул Маргариту к себе.

— Вы с ума сошли! — зашептала она. Однако вырваться не пыталась.

— Вы правы, — улыбнулся я, — я сошел с ума. Вы слишком красивая, чтобы не сойти…

И я впился в нее губами.

Через две минуты мы уже были наполовину раздеты, и я проникал в нее.

Маргариту в самом деле можно было назвать красивой. Но в эти сладостные минуты я видел не ее. Я представлял себе Азию…

* * *

Высвободившись из томных объятий Маргариты, а заодно и из ее квартиры, я наконец задумался о ее словах.

Хм, «Нос», «Нос»… Бред, конечно, что это может быть как-то связано… Ну а вдруг?

В конце концов, я заскочил в библиотеку и взял там гоголевский томик с «Носом».

Дома я внимательно прочел повесть и остался в некотором недоумении.

Только и пришло в голову после этого чтения, что Гоголь, видимо, был сумасшедшим. Я даже где-то что-то такое уже слышал об этом писателе…

На вопрос «Зачем Воронову этот чертов «Нос»?» я не находил никакого ответа. Странно уже то, что подобную картину разрешили снимать… А то, что ее снимает именно Воронов и именно сейчас, когда пропала Азия… Да, Маргарита права, тут есть что-то непонятное…

Или все объясняется просто: Воронов сам псих? Сошел с ума, убил дочку, снимает теперь черт-те что…

Но с этой мыслью я никак не могу смириться. Я хочу верить, что Азия жива. И что рано или поздно я найду ее. Обязательно найду…

А в этом самом «Носе» все же стоит, так сказать, поковыряться… Только сам я заниматься этим не буду. Обращусь к специалистам.

Следующим же утром я отправился на филологический факультет МГУ.

На кафедре литературы мне сказали:

— Насчет Гоголя? Это вам к профессору Поспелову Геннадию Николаевичу. У него сейчас лекция.

Дождавшись, пока лекция окончится, я вошел к Поспелову в аудиторию.

— Здравствуйте, Геннадий Николаевич. Я бы хотел поговорить с вами.

— Здравствуйте, — посмотрел на меня пожилой лысоватый человек с гитлеровскими усиками. — Поговорить? А о чем, собственно?

— О вашей, собственно, специальности. О Гоголе.

— Так-так, — еще внимательнее присмотрелся ко мне профессор. — Простите, как вас?

— Валентин.

— А дальше?

— Просто Валентин, — сказал я и улыбнулся, вспомнив Маргариту.

— Что ж, Валентин, пройдемте в мой кабинет.

По дороге он еще спросил меня:

— Вы аспирант?

— Нет, что вы. Я журналист. Скорее даже — критик.

— Литературный? — приподнял брови Поспелов.

— Отчасти, — я изобразил неловкость. — Но больше по кинематографической части.

— Стало быть, кинокритик, — догадался профессор. — А если кинокритик пишет о Гоголе, — продолжал он проявлять чудеса сообразительности, — значит, у нас снимают картину о жизни Гоголя! Так?

— Не совсем, Геннадий Николаевич. Если бы снимали такую картину, вы бы узнали об этом одним из первых. Ведь вас бы, конечно, пригласили туда консультантом.

— Надеюсь, — польщенно отозвался Поспелов. — Ну а какую картину снимают в действительности?

— Вы не поверите…

— Подождите, — перебил профессор. — Я угадаю. «Тарас Бульба»? И в главной роли — Бондарчук?

— Нет, — покачал я головой.

— Хм, — задумался он. — «Мертвые души» снимали совсем недавно, снова бы не стали… «Ревизор» — тоже не так давно… «Шинель» была два раза — в немом кино и в звуковом. «Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича» опять-таки уже дважды ставили… «Ночь перед Рождеством» — была… Может быть, «Женитьба»? — с надеждой посмотрел он на меня.

Я не стал его мучать:

— Нет, Геннадий Николаевич, «Нос».

— «Нос»?! — поразился профессор.

— Именно так, — подтвердил я.

— Вот уж не ожидал. — Поспелов покачал головой. — Ну что ж, нам сюда. Пройдемте, пожалуйста. — Он провел меня в свой кабинет.

— Так что же вас интересует по поводу, хм, «Носа»? — спросил профессор, усевшись. При этом он почему-то дотронулся до собственного носа.

— Мне интересно, почему стали снимать именно эту картину…

— Об этом вам лучше спросить у режиссера, — перебил он.

— Я еще спрошу, — кивнул я. — Но куда больше мне важно ваше мнение. Как виднейшего, не побоюсь, специалиста по Гоголю.