Не прошло и часа, как я ее увидел! Мне показалось, что это знак судьбы. Я не видел ее столько лет, а теперь так запросто и быстро с ней встретился.
Мила подходила к подъезду. Выйдя из машины, я небрежно на нее облокотился и негромко окликнул:
— Мила!
Она повернулась. Замерла. Сначала прищурилась, а потом широко распахнула свои огромные глаза.
Я молчал, выжидая.
Наконец она несмело шагнула в мою сторону.
Я, не шелохнувшись, дожидался.
— Миша, — полувопросительно сказала она, приблизившись. Как будто не была уверена, что я — это я.
— Он самый, — улыбнулся я. — Как поживаешь, Мила?
— Нормально, — протянула она, все еще с удивлением изучая меня. — А как ты?
— В данную минуту — прекрасно, — улыбнулся я.
— А… как ты здесь?
— Случайно. Ехал, ехал и вот заехал. Не хочешь прокатиться?
Мила помешкала секунду, потом кивнула:
— Давай.
Мы сели.
— Это твоя? — спросила Мила, имея в виду машину.
— Угу.
— А у меня нет, — зачем-то сказала она. — А ты где сейчас?
— Инженером. На «Красном пролетарии».
— Неплохо, — одобрительно посмотрела на меня Мила. — А я во ВНИИТЭ. Слышал о таком? Его недавно открыли на ВДНХ.
— Слышал, конечно, — соврал я. — Так куда поедем?
— Не знаю, — пожала она плечами. — На твое усмотрение.
— Хорошо, — сказал я, трогаясь с места.
Я не совсем знал, что у нее спросить, но зато она так и сыпала вопросами:
— Ну, как ты жил все это время?
— Нормально.
— Значит, институт все-таки окончил?
— Угу.
— Наш?
— Да. Заочно.
— А… семья? — осторожно спросила Мила.
— Что семья? — пожал я плечами. — Мой завод — моя семья.
— Хотела бы я так сказать про свой коллектив, — вздохнула Мила.
— Что, не устраивает коллектив? — покосился я на нее.
— Не то чтобы… Хотя все, как у всех, — махнула она рукой. — Я просто хочу сказать, что если ты нашел свое место, работу по душе… и прекрасно себя чувствуешь на работе, то тебе очень повезло.
— Да, слышал такое, — усмехнулся я. — Счастье — это когда утром хочется на работу, а вечером — домой.
— Значит, это про тебя?
— Пожалуй.
— То есть и дома все хорошо?
Это было понятное с ее стороны любопытство. Но мне не хотелось удовлетворять его раньше времени.
— А как Рома? — нарочно спросил я.
Мила, кажется, искренне не поняла.
— Какой Рома? — вытаращилась она на меня.
— Уже забыла? — покачал я головой.
— А, Рома… — с досадой вспомнила она. — Это, знаешь… была полная ерунда. Я давно о нем забыла.
— Что ж, это и к лучшему.
— Да, конечно, — согласилась Мила. — А куда мы едем? — вдруг осмотрелась она.
— Катаемся, — сказал я.
— А почему за городом?
— Я тебе хочу кое-что показать.
— Интересно, — проговорила она, но без особого энтузиазма. — А это далеко?
— Нет, совсем близко.
Я сам понял, куда мы едем, лишь по дороге.
У меня имелось заветное место, о котором было известно одному мне. Я никому о нем не говорил.
Я даже не понимал, зачем я это делал, но за последние несколько лет я построил собственный дом в лесу.
Дом, конечно, громко сказано. Так — домик. Я гордился не столько им, сколько до крайности удачно выбранным местом.
Насколько я мог судить, в этот домик ступала нога лишь одного человека — меня самого.
Сегодня в него ступит нога еще одного…
Только теперь я осознал, что делал это все для нее, для Милы. Я строил этот дом, как будто повинуясь чьей-то чужой воле. На самом деле я отлично знал, что именно делаю, но знал подсознательно.
Впрочем, сознательно я не особо об этом и задумывался. Просто ехал в выходной день в свое заветное место — и обустраивал его. Считал, может, что это мое хобби, как сейчас говорят…
«Миле там понравится, — убеждал я себя. — Настоящий рай в шалаше. О таком можно только мечтать…»
Раньше я добирался сюда на автобусе. Выходил на Дубровке и несколько километров шел пешком. Сегодня получилось сэкономить время.
Я притормозил на обочине.
— Все, мы приехали? — удивилась Мила.
Она, видно, думала, что у меня собственная дача.
— Приехали, но надо еще пройтись пешком, — сказал я.
Милу одолевали сомнения:
— А это обязательно?
— Ну да, раз мы приехали, — как можно спокойнее ответил я.
— Ладно, — вздохнула она и вышла из машины.
12
Роман
Роман сидел напротив следователя и угрюмо смотрел на него.
— Так зачем вы это сделали? — повторил следователь свой вопрос. Роман не реагировал. — Гражданин Воронов, — поморщился милиционер. — Вы же действуете себе во вред. Лучше расскажите все как было.
Роман хмыкнул:
— Сейчас вы скажете, что признание облегчит мою участь?
— Так и есть, — подтвердил следователь.
Роман прикидывал в уме: «Допустим, мне дадут пятнадцать суток. Это еще ничего. Я не выбьюсь из графика. Главное, чтобы у меня не отобрали постановку… Надеюсь, Сурин на это не пойдет».
— Вы понимаете, — продолжал следователь, — что вам грозит наказание в виде лишения свободы сроком до шести месяцев?
Роман вздрогнул:
— Как шесть месяцев? За что? Я думал, за такое дают от силы пятнадцать суток.
— Заблуждаетесь, — самодовольно ухмыльнулся следователь. — Пятнадцать суток у нас дают за оскорбление или мелкое хулиганство. Вы же нанесли побои. Это гораздо серьезнее.