Тень Земли: Дар

Разомлев от еды и тепла, Глеб мог мечтать лишь об одном – чтобы этот привал длился до самого утра. Настолько приятно было сидеть на траве, прислонившись к дереву, глядя в огонь, протянув к нему ноги, а руками поглаживая кота на коленях! Он даже расстегнул курточку, хотя в вышине шумели и качались от ветра деревья, и холодная осенняя ночь покрывала стекла городских окон капельками отпотевшей воды. Город остался где-то там, за полями. Он щерился темными дырами в свете полной луны, обступая безжизненной громадой одинокого старца. Каково ему там сейчас?

Костер медленно затухал. Глеб слушал шорохи ночи и думал о Староборе. Голова его клонилась все ниже, пока подбородок не уткнулся в грудь. Он очнулся на секунду, бросил сонный взгляд на костер и повалился на бок.

Долго спать не пришлось. Под утро с дороги донесся топот. Глеб спросонья мало что понял, только увидел в свете луны фигуру Григория, прильнувшего к стволу тополя. Леший сделал мальчику знак не двигаться. Когда топот стих, явился волк, который, видимо, ходил на разведку, и они с хозяином о чем-то посовещались. Все было тихо, и Глеб снова уснул, заметив, что опять стало прохладно.

Теперь он проспал до утра и проснулся от холода. В посадках держался утренний туман. Солнце стояло уже высоко, но от этого было мало толку. Хорошо хоть ветра нет, как вчера.

– Дядя Григорий, а что это было ночью? – спросил Глеб, еле продрав глаза.

– Троглодиты. Пять голов. Бежали, как очумелые. Не то гонцы, не то охотники. Из города, видать, – ответил леший.

– А может, это за нами?

– Да нет. Погоня малым отрядом не бегает, да и где им распутать мои следы! Не бойся.

– А сколько нам еще до твоего леса добираться?

– Если бы не эти, и если бы мы вышли с рассветом, то к вечеру бы добрались.

– А чего же мы ждем? И не опасно ли нам идти по этой дороге? Вдруг там засада!

– Да нет, нет. Какая засада! Зяблик ведь не сова, давно уж все разведал.

– А и верно! – засмеялся Глеб. – Зяблик.

Тут он, кстати, и прилетел, будто услышал, что о нем говорят. Сел на плечо мальчику, моргая своими озорными глазками, и что-то чирикнул. Погладить его было одно удовольствие – какой он крепенький и тепленький! С таким не попадешь в засаду и не заблудишься. А эти троглодиты – просто случайная банда, бегут по своим делам, ну и пусть бегут.

– Кабы не ты, Глеб, я б догнал их, тут бы им и конец, – мрачно сказал Григорий. – А так, пусть бегут. Подождем, пока уйдут подальше, а заодно проверим, нет ли еще кого следом. Хотя, так и так нам скоро в дорогу. Поешь-ка вот тыковки, да попей водички. Задерживаться слишком нам тоже не след. И костра разводить больше не будем: шляются тут по дороге.

Потом поразмыслил о чем-то и еще добавил:

– С дороги я не сверну. Трудно будет тянуть поклажу по бездорожью. Пойдем, как шли, авось к завтрашнему утру доберемся.

Глеб уже знал, что такое ночевка в осеннем лесу. Как же без костра? Но делать нечего. И до ночи еще далеко, авось как-нибудь… Он нашарил в кармане часы без ремешка, они показывали десятый час. Без аппетита пожевал холодной тыквы, заел хлебом, замазал остатки меда, запил холодной водой. В животе даже с холодной еды начались химические процессы, выделилось кое-какое тепло, кровь забегала побыстрее. Юный путешественник немного согрелся и повеселел, он готов был продолжить путешествие в тележке. Поклажи немного поубавилось, к тому же, Григорий додумался выгрузить непочатый бочонок с водой, от этого в тележке стало попросторнее. Глеб залез, как только впрягли волка. Некоторое время ждали Никифора, который где-то разгуливал. Он явился со стороны поля, облизывая усы. У мальчика мелькнула неприятная догадка:

– Никифор, неужели ты кого-то съел?

Тот сначала устроился на коленях, а потом ответил:

– Доброго мальчика интересует мое меню? Мышка-полевка – вот и все, что мне перепало. Меня ведь не учили родители охотиться, я не умею мышковать как следует. К тому же, мне совсем не безразлично мнение достопочтеннейшего, несчастного Старобора, а он всегда укорял меня за охотничий инстинкт. Его э… концепция, его, так сказать, кредо, что ли – «все должны жить» – нашло во мне откровенного сторонника. Я, например, ни за что бы не поднял лапу на птичку. Ну подумай, мальчик, зачем губить, к примеру, нашего славного зяблика? Съешь его – и не наешься, а зяблика-то уже нет! Живя у людей, я научился есть всякую пищу, могу съесть и хлеб, и кашу, и суп. Вот только овощи мне что-то не по душе. Не принимает душа – и желудок не принимает. Молочко люблю, творожок, сметанку, а особенно сливочки. Но, говоря о главном, нет для меня ничего лучше рыбы.