Тень Земли: Дар

Глеб впервые в жизни видел мертвые тела. Ему было жутко, смерть витала над этим местом. Он не старался что-то понять, не чувствовал удовольствия от вида павших врагов, напротив – ему было жалко их. Он смотрел на фигуры и представлял, как им было больно. Троглодиты выглядели отвратительно. У одного на шее было ожерелье из чьих-то зубов – очевидно, военный трофей, – владелец вцепился в него двумя руками, будто сопротивляясь удушью. Еще один умер, схватившись за живот. Сбитые в кровь мохнатые четырехпалые ноги свидетельствовали о долгом пути, которого не выдержали даже башмаки из дубленой кожи.

– Собаке – собачья смерть, – сказал Григорий, плюнув на одного из мертвецов, и двинулся дальше. Глеб побрел следом.

Часа через два, когда путники уже подходили к лесу, и Глеб уныло размышлял про себя, чем мокрый холодный лес может быть лучше мокрой холодной дороги, отыскался пятый троглодит. Они бы не заметили его в придорожных кустах, если бы не волчье чутье. Серый Вихрь страшно зарычал и набросился на врага, который делал слабые попытки подняться и приготовиться к защите. Огромный зверь с ходу вцепился ему в горло зубами, повалил и поставил передние лапы на грудь.

– Стой! Стой! Не убивай его, пожалуйста! – не понимая самого себя, закричал Глеб.

Волк на секунду выпустил жертву и с удивлением посмотрел на мальчика. Потом примерился вновь прикусить окровавленную шею, но Глеб уже подбежал и схватил его за загривок, пытаясь оттащить. Ему, конечно, в жизни не удалось бы заставить волка даже пошатнуться, но тот не стал связываться и оставил троглодита.

– Что это ты удумал, Глеб! – недовольно буркнул Григорий. – Нечисть должна гнить под опавшими листьями, пока сама земля не покроет мерзкие кости. Не коснется их никто из добрых существ, так они и сгинут сами собой в темной могиле времени.

– Но ведь он еще жив!

– Значит, ему не повезло, как остальным, потому что мы воздадим ему живому за его зло.

– Но ведь он ничего нам не сделал, к тому же он, бедняга, и так умрет, наверное.

– Не сделал!? – леший, как безумный, схватил мальчика за плечо и затряс. – Вот, значит, кого спасал Старобор – он жизнь отдал за тебя, а ты жалеешь троглодита!

Глеб потерял равновесие и упал на траву, с ужасом глядя на разгневанного Григория. А тот вывернул из земли камень и навис над троглодитом – сейчас разобьет ему голову! Тогда мальчик вскочил и повис у него на руке:

– Не надо, дядя Григорий!

Леший стряхнул назойливого мальчишку и занес камень. Глеб смотрел на него во все глаза и видел искаженное злобой лицо доброго лесного хозяина, это лицо казалось ему чужим и безобразным.

Но Григорий так и не ударил, выражение его лица вдруг изменилось, злоба уступила место усталому сожалению, и тоскливая грусть отразилась в его зеленых глазах. Он отбросил камень и отошел к ближайшей березе. Постоял немного, прижавшись к ней лицом, а потом обернулся и сказал:

– Троглодиты сожгли мой дом, замучили все мое семейство. Из тех зверей, которые жили со мной, и которых я любил как детей своих, осталась только волчица Хмурая Тень – прабабка Серого Вихря. Я доживаю свой век, как высохший дуб.

Глебу стало стыдно:

– Прости, я не знал. Но… ты говорил, что все должно остаться. А этот троглодит, может, и не виноват вовсе?

– Его вина одна – он служит злу. Посмотри на него: это медвежьи клыки, это волчьи, это троглодитские когти, а тут, посмотри, горловые косточки людей. Многих погубил он на своем веку! И вот знак, что это не простой солдат, а закоренелый предводитель проклятых бандитов: видишь, железный череп, – леший грубо сорвал перечисленные атрибуты и бросил под ноги. – Посмотри еще сюда: этот нож испил много крови, – он поднял огромный тесак.

Глеб принял нож и чуть не выронил из рук – такой он был тяжелый. Каменную рукоятку уравновешивало длинное, расширяющееся к боевому острию лезвие, покрытое зазубринами и царапинами, но тщательно заточенное и отполированное. Учитывая длину этого ножа, – сантиметров под сорок – его легко можно было назвать коротким мечом.

Троглодит, который сначала готовился твердо встретить смерть, видимо, терял остатки сил, он часто впадал в беспамятство и тогда жалобно просил пить.

Григорий понял, что жить врагу осталось недолго. Он подхватил свой мешок, направился к дороге и бросил через плечо:

– Пойдем. Он сдохнет без нас.

– Дядя Григорий, а у нас не осталось хлеба? – робко спросил Глеб.

Когда он увидел медленно разворачивающегося лешего, то не ждал ничего хорошего, и ни за что бы не поверил, что хозяин развяжет мешок, чтобы бросить врагу две последние лепешки и баклагу с остатком воды.

Они двинулись дальше: впереди Григорий, сильно обиженный, за ним волк, и, шагах в десяти от них, мальчик с котом. Глеб нес троглодитский тесак и думал о войне, хотя ничего, в сущности, не знал об этом предмете ни в том мире, ни в этом. Никифор как-то неопределенно рассуждал о сложностях жизни, но Глеб его почти не слушал.