Варвара (услышала, что ли, мои репетиционные упражнения на лестнице?) молча налила мне рюмку рябины на коньяке и, склонив голову набок, утомленно впитывала мой монолог, мелко кивая и время от времени освежая рюмку новой дозой.
– Все? — спросила она, когда вдохновение мое иссякло. — Можно хлопать в ладоши? — она налила себе, отхлебнула. — Теперь слушай сюда.
Оказывается, я напрасно расточала эпитеты и обличительные характеристики — просто она угодила в переделку, обычную для нашей Огненной Земли; она возвращалась после своего полночного эфира, и на нее напали четверо туземцев, совсем еще пацаны. Варвара — сказываются пролетарские гены и закалка Тушинского района — активно возражала агрессивным поползновениям молодых людей и с криком "Ну, кто тут хочет попробовать комиссарского тела?!" приласкала по голове одного из насильников деревянным тарным ящиком, удачно подвернувшимся под руку; тем не менее, оставшиеся в строю воины ее одолели.
Вели они себя странно и никакого интереса к комиссарскому телу не проявляли. Вся процедура заняла от силы минуты две-три. Потом туземцы ее отпустили и смылись, позабыв раненого товарища, заползшего в кусты, — "отряд не заметил потери бойца".
– Так тебя не обесчестили? — глупо удивилась я.
Варвара допила и облизнула губы.
Какое, к черту, бесчестие: просто обрили наголо, волосы сложили в огромный пластиковый мешок — и были таковы. Толкнут ее восхитительную шевелюру в какой-нибудь парикмахерской или фирме, изготовляющей шиньоны из натурального продукта, — представляю себе, сколько такая шевелюра может стоить.
Варвара провела ладонью по голове и заметила: мол, ничего, отрастут, зато у этого щенка уже ничего не отрастет.
– Что ты натворила?!
Варвара приподняла бровь, округлила глаза и приоткрыла рот — такой мимический рисунок можно прочесть в лице человека, услышавшего совершенную нелепицу.
— А чё они?
По этому характерному "А чё?" я определила, что в тот сумрачный полночный час она отлетела в миры своего пролетарского детства, очистилась от скверны высшего образования, сделалась девочкой тушинских окраин, с молоком матери впитавшей справедливый взгляд на вещи, согласно которому за око полагается — око, а за зуб — именно зуб. Однако ни глаз, ни челюсть, ни даже короткая стрижка молодого туземца ее не вдохновили. Она разыскала его в кустах, прислонила к дереву и…
– В детстве я очень хорошо играла в футбол, — пояснила Варвара.
Мне стало не по себе. В самом деле она рассказывала, что в детские годы увлекалась футболом, играла во дворе с мальчишками, и у нее был "мертвый", неберущийся удар.
Словом, она ногой заехала молодому человеку в пах. Чтобы наверняка избавить его от дальнейших хлопот, связанных с половой жизнью, она проделала эту процедуру еще дважды; пришла домой, посмотрелась в зеркало, выпила полбутылки водки, а остаток ночи поила мужа валокордином.
– Он теперь может устраиваться евнухом в гарем, это точно, — подвела итог Варвара, и тяжело вздохнула: — Сейчас бабе иначе не прожить… Иначе тебя кругом будут иметь все кому ни лень: на работе, в ЖЭКе в магазине, в парикмахерской. Они, — Варвара наполнила это "они" каким-то всеобщим, космическим содержанием, — они начинают с тобой считаться исключительно в одном случае. Если им хорошенько заехать по яйцам. Ладно, проехали это… Что там у тебя вкусного?
Я открыла общую тетрадку и принялась за чтение бесконечной саги "Родные и близкие". Значит, познакомились Миша и Оля, заключили счастливый брак; Миша был в прошлом боксер, располагал отдельными, апартаментами, набитыми всяким заграничным барахлом; Оля была девочка девятнадцати лет без определенных занятий…
– Мокрощелка, — прозорливо оценила Варвара.
Возможно… Словом, стали они жить-поживать, потом родился у них сынок; Оля стала веселиться с приятелями — Миша стал возражать; и супружеская жизнь дала трещину. Оля решила с ней покончить: договорилась с приятелями, сели они как-то все вместе выпивать, Миша зачем-то в холодильник полез — тут его топором и огрели, затем придушили и снесли в ванную.
– Омовение перед положением в гроб? — спросила Варвара.
Нет, чтобы кровь стекла. Оля потом уселась смотреть "видик", а с утра Мишу выкинули на свалку.
– Дальше! — сосредоточенно скомандовала Варвара.
Две подружки из Подмосковья сидели на живописном берегу речки, попивали винцо; повздорили немного — одна другую взяла да и утопила.
– И что тут "вкусного"? — хмуро поинтересовалась Варвара.
– Название речки. Очень красивое, говорящее прямо-таки.
— Ну?
– Эта речка называлась — Моча.
– Отменно! — кивнула Варвара.
– Дальше. Жили-были на одной лестничной площадке — молодой человек и молодая женщина. Сосед выпил вечером и направился к соседке в гости; заткнул ей рот кляпом, раздел и привязал ремнями к стулу.
– Банально, — поморщилась Варвара. — Хотя… Как это он ее употребил — на стуле?
Вовсе нет, у него и в мыслях не было лишить соседку чести. Он ее просто — обглодал.
– Что-что?