Тень жены Гамлета

— Да нет у него никакого инфаркта! А есть, как это, предынфарктное состояние, недостаточность там какая-нибудь, криз сосудистый… Мы же толком не выяснили. Конечно, ты прав, — я заводилась все больше и больше, убеждая, скорее саму себя, чем своего водителя в непоколебимости собственной аргументации, — В общем-то они все хороши, эти болячки… Но НЕ СМЕРТЕЛЬНЫ! Чувствуешь? Вот приедем мы сейчас в Питер, а там уже Сережка нас в приемном покое дожидается, улыбается и собирается домой.

— Вита Витальевна, я вас расстраивать, конечно, не хочу, вам виднее. Кофе так кофе. Но я бы на нашем месте останавливаться не стал. Доедем до Питера, увидим Сергея Тимофеевича живым и здоровым, вот тогда и кофе попьем. Тем более, есть у меня такое, очень сильное подозрение, что за нами хвост.

— Хвост? Какой хвост? — Я завертелась, пытаясь отстегнуть ремень безопасности, — Ты имеешь в виду, что? Что за нами следят? — у меня похолодели кончики пальцев.

— Ну да, следят, пасут… Ведут нас, короче, дорогая начальница. Прямо от поселка и ведут. Я вас расстраивать не хотел, думал, оторвусь, но больно нагло ведут себя товарищи. Или нагло, или по-дилетантски, — Колюня нервно закурил.

— Это Качалов? — ахнула я.

— Судя по тому, что нам сообщили, скорее, не Качалов, а его люди. Самому ему, бедному, сейчас не до слежки…

Черный юмор Колюни меня покоробил. Я рассеяно посмотрела в окно. За стеклом машины по-прежнему мелькали золотящиеся в преддверии настоящей осени березки и сочные, темно-зеленые полотнища сосен и елей. Изредка виднелись то там, то здесь модные коттеджные поселки, но по мере удаления от столицы их все чаще сменяли обычные русские деревеньки, через которые мы пролетали, практически не сбавляя скорость и игнорируя все запрещающие знаки. Я очень люблю трассу на Питер. Но сейчас я пропускала пейзажи внутрь себя, не ощущая ничего, кроме горечи и раздражения. Я влезла с коленями на кресло, развернулась лицом к заднему стеклу и неотрывно следила за серебристым 607-м Пежо, который вертким зверьком, неустанно следовал за нами. Расстояние между машинами не сокращалось и не увеличивалось. Мне вдруг вспомнилось, что совсем недавно я точно так же, оглядываясь, наблюдала, как за черным джипом качаловской охраны змеится хвост черного же Мерседеса Татьяны Качаловой. Помнится, я еще подумала, что в кино показывают всё наоборот — сначала едет лимузин босса, а сзади, отсекая посторонние авто, его сопровождает эскорт из каких-нибудь тупоносых автоброневичков.

Вспомнив о Качаловых, я достала из сумки свой мобильник и набрала номер Георгия Петровича, предусмотрительно внесенный в записную книжку после нашего с ним последнего разговора.

Трубку взяли почти мгновенно.

— Слушаю, — голос Великолепного Гоши был глуховат и строг, — Витолина Витальевна, вас уже встречать? Вы к дому подъехали?

— Ага, значит, мой номер у вас определился…, — я не сразу сообразила, как ответить на прямо поставленный Гошей вопрос, — Только я никуда не подъехала. И вы это прекрасно знаете.

— Почему не подъехали? — голос в трубке стал металлическим. — Я же ясно сказал, что мы вас ждем. И ждем уже полтора часа!

— Я не подъехала потому, что сейчас нахожусь на трассе Москва — Санкт-Петербург. Еду в больницу. А ваши люди, которые преследуют мою машину, наверняка вам об этом доложили.

— Какие люди? Вы о чем? — в голосе Георгия Петровича сквозило настоящее удивление, — И почему вы едете в больницу? У вас кто-то заболел?

— Не юлите, Георгий Петрович! — я разозлилась, — Вы прекрасно все знаете. На хвосте моей машины висит ваш серебристый Пежо. А еду я в Питер, потому что мой муж, Сережа, при смерти в кардиологии. И мне сейчас не до ваших проблем.

Я очередной раз за два дня хлюпнула носом. Боже, у меня в организме целый резервуар слез. Или это их накопилось столько за те десятилетия, когда я не проронила ни единой слезинки?

— Витолина, Витальевна, — растерянно проговорил Гоша, — Примите мои соболезнования, конечно…. Только из моих людей никто у вас «на хвосте», как вы выразились, висеть не может. Да и нет в нашем гараже ни одного Пежо. Я вас, безусловно, жду…, ждал. Но раз такое дело… Вы мне перезвоните, пожалуйста, когда вернетесь в Москву. Это крайне важно, поверьте.

— Ладно, — я тоже смягчилась, хотя еще толком и не поняла, как реагировать на сообщение о том, что нас преследуют не качаловские люди, — Скажите, Георгий Петрович, а от чего умер Качалов?

— Эх, — как-то по-старушечьи вздохнул-всхлипнул несгибаемый Гоша Великолепный, — Вы ведь не знаете… У нас еще одно несчастье.

— Татьяна? — охнула я.

— Нет, Любовь Павловна.

— Мама Тани? Умерла?

— Жива, слава Богу. Но сильнейший инсульт. Ее уже увезли в больницу. Это же она Сергея Ивановича мертвым обнаружила.

До меня дошло, что я все время, еще в период «дела Качалова» упорно пыталась вспомнить отчество нашего несостоявшегося президента и, наконец, мне его подсказали, но в такой ситуации, что и врагу не пожелаешь.

— Будем верить, что Любовь Павловна поправится. А что с Сергеем Ивановичем? — осторожно поинтересовалась я.