— Прием передач в связи с карантином, только до пяти, — сообщила мне вполне миролюбиво пожилая толстуха, аппетитно прихлебывая чай, похрустывая сухарями и пристально рассматривая нашу огромную сумку. Сахар, которым были щедро обсыпаны сухари, искристыми снежинками украшал толстые пальцы.
— Простите, но я не только по поводу передачи. — Я попыталась выдвинуть вперед Колюню, так как отчаянно боюсь больниц, а потому всегда тушуюсь.
— Ну и, это…, — тетка аккуратно облизала палец за пальцем, — визиты тоже до пяти. Карантин же, сказано, у нас.
— Помогите, ради Бога, — я придержала рукой окошко, чтобы дежурная не смогла его захлопнуть, — В какой палате Сергей Толкунов, кардиология?
— А какая кардиология? Первая? Вторая, или третья? — тетушка явно не торопилась сворачивать беседу и по-прежнему заинтересованно рассматривала нас в амбразуру своего окна.
— Я заплачу! Сколько скажите, столько и заплачу! — Я потрясла перед изумленной дежурной пачкой тысячных бумажек, — Мы из Москвы только что приехали. У меня муж тут.
— А!.. Ну раз из Москвы…., — голос дежурной стал каким-то иезуитским, — Мы, конечно, сейчас поглядим… Только вы это… Деньги свои уберите. Нечего ими попусту махать. Не в Москве находитесь. В Санкт-Петербурге медицина бесплатная!
Через три минуты я получила подробное описание маршрута в третий корпус. Там, в 12-й палате находился мой Сережка. Но, не смотря на уверения о бесплатности медицины, по пути к этому вожделенному третьему корпусу нам пришлось с Колюней трижды доставать кошельки. Сначала, чтобы за двадцать рублей купить бахилы в главном корпусе, через который, по уверениям дежурной, лежал путь в нужное нам отделение. Потом на выходе из него, когда суровый охранник предложил нам либо возвращаться обратно, к центральному входу, либо сдать имущество (то бишь наши использованные бахилы) на оплаченное ответственное хранение и еще обещал открыть дверь, сразу за которой была небольшая тропинка, ведущая в соседнее, нужное нам отделение. Похоже, доблестный страж дверей сам до конца не знал, каким образом можно получить с нас мзду, вот и нес околесицу. Тем не менее, я, не очень вслушиваясь в его слова, сунула в руку дядьке бумажку в тысячу рублей (мельче были только у Колюни) и нетерпеливо затопталась у двери. Наш водитель досадливо крякнул, но возражать не посмел. Ну и в третий раз, теперь уже сам Колюня, расплатился за очередные бахилы в нужном нам корпусе, присовокупив к двум червонцам дополнительные сто рублей за то, что местный охранник проводит нас непосредственно на правильный этаж и в правильную палату. Но все это были такие мелочи, на которые мы, ей Богу, не обратили никакого внимания. Правда, на входе в само отделение кардиологии охранник куда-то испарился, а мы остались один на один с уставшей женщиной в белоснежном крахмальном халате и такой же шапочке на седеющих волосах. Это был сестринский пост, располагавшийся прямо у входа в длинный, бескрайний коридор.
— Вы к кому? — устало поинтересовалась накрахмаленная медсестра.
— К Толкунову, в 12-ю палату, — я заискивающе посмотрела прямо в голубые глаза, — Ведь он у вас?
— Толкунов? Сергей Тимофеевич? У нас, — женщина почему-то улыбнулась, — Очень приятный больной. Вы кто ему будете?
— Я жена, — быстро ответила я, — А это его…. э-э-э— … двоюродный брат, — Я выудила из-за плеча Колюню, — Нам можно к нему пройти?
— В принципе, можно, конечно. Вроде карантин сегодня отменили. Или еще нет? — медсестра собралась звонить кому-то по телефону, видимо, уточнять. Я заученно вытащила купюру. Женщина строго посмотрела мне в глаза и взяла деньги — Только у вашего мужа сейчас гости. Всем вам в палате тесновато будет. Вы лучше подождите здесь, а я потороплю Сергея Тимофеевича, точнее, его посетителей.
— Настенька! — ахнула я, — Но как девочка успела раньше нас? — я вцепилась в рукав сестринского халата.
Медсестра удивилась:
— Нет, вы ошибаетесь. У вашего мужа в гостях суетливый такой мужчина. Важный, маленький и смешной, — строгая дама не сдержала смеха, — А ваша дочка еще не приходила.
Медсестра неторопливо отправилась в глубь коридора, а я, выждав минуту-другую и ухватив за руку Колюню (почему-то у меня стали подкашиваться ноги) мелкой рысью потрусила за ней. Заметив, в какую палату зашла наша провожатая, я набрала полную грудь воздуха, резко выдохнула, промокнула ладошкой внезапно вспотевший лоб и решительно потянула дверь на себя. С Сережкой мы столкнулись лоб в лоб в дверях.
— Виток, родная! Ты приехала, так быстро! Тебя напугали, наверное? — Толкунов сграбастал меня в охапку и я, уткнувшись в его больничную пижаму, с упоением разревелась.
— Ты живой, ты живой — бормотала я куда-то в шею Сережке.