— Только наш Гиппократ чего-то напутал с дозой этого своего волшебного средства и я, видимо, грохнулся в обморок, — Сережу явно забавлял случай собственного нездоровья, — Представь, никогда не знал, в какой стороне сердце, а тут лишился «чуйств», как кисейная барышня. А добрый Карл Иванович поднял на уши половину Питера, вызвал «Неотложку», и меня доставили сюда, предварительно исколов всю задницу лекарствами. Тут, в госпитале, мне ввели какой-то еще эликсир молодости — названия не знаю, но на будущее обязательно запишу, — и я проснулся в обед живой и здоровый и даже собирался по-тихому свинтить из больницы. Но некоторые товарищи, — Сережа демонстративно показал пальцем на заместителя — решили, что мне нужно пройти полное обследование. Если бы вы сейчас не приехали, я б, скорее всего, согласился…. Честно говоря, перетрусил здорово. Хотя, Карл Иванович, я тебе русским языком объяснял, что прекрасно могу сдать всю эту лабораторную хрень и в Москве. И вас, други, я тревожить тоже не хотел. К вашему сведению, десять минут назад мы с Карлушей тщательно продумывали, какую вам лапшу на уши навешать, чтобы объяснить, почему я задержусь в Питере…. Поэтому вы, дорогие мои, застали нас в разгар почти шекспировской трагедии, когда я как Гамлет решал вопрос — «быть или не быть» мне пациентом сего благословенного госпиталя. И чего, по факту, говорить нашим перепуганным финнам? Они, Виток, еще больше тебя дрожали. Как же! Потерять такого сладкого заказчика…., — Сережа дурашливо рассмеялся.
Я с замиранием сердца слушала сбивчивый Сережин рассказ, до сих пор не веря в то, что все мои утренние страхи остались далеко позади. Я не могла насмотреться в его зеленые хитрющие и беззащитные глаза, и потому ужасно боялась отпустить знакомую руку — теплую, живую, обцелованную до каждого сантиметра…. Господи, неужели все случилось только этим утром? И именно я металась по дому в слезах и соплях, поверив в то, что Сережки может не стать? И именно я молила Бога о том, чтобы дал мне шанс застать мужа в живых? Клянусь тебе, Господи, что по возвращении домой срочно пойду в самую красивую церковь и поставлю в благодарность Тебе самую большую свечу.
Кстати, надо бы срочно позвонить нашим в Москву и успокоить Петра Ивановича, Клару и Юленьку. И обязательно следует их еще раз предупредить о том, чтобы не вздумали нарушить запрет и не предприняли попытки позвонить сыну в Англию.
Словно в ответ на мои мысли в кармане затренькал мобильник, исполняя незатейливую мелодию очень подходящую к Питеру — «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил»:
— Алло? — я даже не посмотрела на определитель номера.
— Ну, как там? — это, конечно же, был Петр Иванович, лаконичный по привычке и еще оттого, что боялся услышать самое страшное.
— Мы у Сережи, Петр Иванович. С ним все в порядке. — мне трудно было скрыть ликование в голосе. — С врачами я еще не говорила, но уверена, что у Сергея Тимофеевича все будет отлично и, возможно, его скоро выпишут.
— Да что там скоро! — заорал в трубку Сергей, выхватывая у меня из руки мобильник, — Привет Петя! Слушай, будь другом, срочно свяжись с Литвиновой Ксенией Павловной. В издательстве знают ее телефон. Это профессор, кардиолог, мы недавно издавали ее книгу «Сердце не болит». Так вот, пусть она позвонит сюда, местным эскулапам…. Карл Иванович через десять минут с тобой свяжется и продиктует телефон госпиталя …. И пусть сама Литвинова заверит питерских медиков, что я отбываю в Москву под ее полную профессорскую ответственность. Слышишь?
— Слышу.
— Только очень срочно! Буквально сейчас! Я не намерен оставаться тут ни минуты. Подними на ноги всех, но Литвинова должна меня отмазать! Все, отдаю трубку Лемешеву.
Сережка захохотал и довольный протянул трубку своему заместителю: «Карл Иванович, организуй все в лучшем виде!». Сергей вообще почему-то много смеялся и был подозрительно доволен.
— Товарищи, ординаторскую я открыла, — к нам подошла медсестра и царственным жестом пригласила следовать за собой. Колюня и Карл Иванович остались в коридоре, а меня Сережа буквально втащил в тесный кабинетик, где помимо стола, пары стульев и шкафчика со стеклянными дверцами стоял продавленный старенький диван.
— Виток, как же я рад тебя видеть, солнышко! — Сережка по-хозяйски взял меня за щеки и смачно чмокнул прямо в губы. Потом оглядевшись по сторонам, и не найдя более удобного места, силой усадил на лоснящуюся от старости диванную попонку — Ты знаешь, а ведь я перетрусил. Ага! Прямо как пацан.
— Сережка, скажи честно, ты как?
— Да, говорю же, отлично…. В принципе…. если честно, то просто нормально. Почти. Только, т-с-с-с, молчок. — Сережка сделал «страшные» глаза, — Я ведь при Карлуше хорохорюсь. Он сам больше меня испугался. Да еще как!
— Я тоже, Сережка, я тоже. — Я прислушалась к себе и поняла, что впервые за последние дни мне совершенно не хочется плакать. Мы тесно прижались друг к другу на диване, не разжимая рук.