— Эй, на палубе! Ты чего мокроту развела? Видишь же, вот он я, живой и абсолютно здоровый. Еще лучше прежнего! Эх, Витка, в Питере такие врачи и такие замечательные медсестры — Сережа чуть отстранил меня от своей груди, позволив полюбоваться на свой цветущий вид, чтобы убедить меня в справедливости его слов. Я ткнула его кулаком в ключицу и показала язык. Именно таким немудреным способом мы всегда мирились в случае редких ссор. В этот момент Толкунов заметил Колюню. — О! Привет Николай. Быстро ты мою Витолину домчал. Спасибо тебе. Или вы на самолете?
— Здрасьте, Сергей Тимофеевич, — Колюня неловко, через мои плечи, пожал руку Сереже. — Не, мы не на самолете, мы на машине.
— Вот и отлично! Тогда возвращаться будем вместе.
Сергей расцеловал меня в обе щеки, слегка встряхнул и потащил за собой в палату. В небольшой комнате стояло четыре узкие кровати. На двух из них лежали мужчины примерно Сережиного возраста, один — жизнерадостный, краснощекий толстяк, читающий журнал «Его величество Футбол», второй — изможденный, лысеющий и одышливый дядечка, уныло поглядывающий на капельницу, которая была установлена рядом с его кроватью. На третьей кровати в комнате сидел Карл Иванович Лемешев — правая рука моего супруга, его верный, точнее, как он говорил сам Карл Иванович — «вечный» зам. С учетом нас и медсестры, которая вошла раньше, палата выглядела битком набитой народом.
— Здравствуйте, еще раз — смущенно сказала я всем сразу.
Толстяк вежливо и радостно поздоровался, худосочный едва кивнул головой, Карл Иванович картинно приложил руки к сердцу, а медсестра постаралась придать своему голосу строгость, хотя по всему было видно, что она растрогана нашей встречей:
— Так, товарищи, давайте пройдем в коридор. Давайте не будем нарушать. Оставляйте ваши вещи и проходите в холл. Хотя нет… Там сейчас больные телевизор смотрят… Давайте я провожу вас в ординаторскую. Ключ вот только принесу.
И медсестра почти бегом отправилась к себе на пост за ключами. А мы, извинившись перед Сережиными соседями, вышли в просторный больничный коридор.
— Ну, расскажи же, что с тобой произошло? — Я больше не могла ждать ни минутки, внимательно вглядываясь в такое родное Сережкино лицо. Выглядел он слегка уставшим, но вполне здоровым и даже веселым.
— Да, брось ты… Ерунда на постном масле, — Сергей дурашливо облапил меня сильными руками и оторвал от земли. — Видишь, не растерял еще силушку богатырскую! А тебя, что, правда, сильно напугали? Все ты, небось, Карл Иванович? — муж обернулся к своему заместителю.
— Боже упаси, Сергей Тимофеевич, — зам отчаянно замахал руками, открещиваясь от обвинений. — Мы же с вами телефоны в сауне забыли, а из больницы я еще не уходил. Я только сейчас собирался ехать в гостиницу и звонить в Москву Витолине Витальевне, чтобы сообщить, что мы задерживаемся. Это, наверное, лечащий врач звонил. Я ему все наши, точнее, ваши московские телефоны продиктовал…
— В общем, Виток, я сам не понял, что такое со мной было. — Сережа как-то растерянно заглянул мне в глаза. — Мы вечером пошли с нашими финскими партнерами в сауну, водку не пили. Честно-пречестно! Ну, если только перед баней в ресторане по сто грамм коньяка. Клянусь — рюмку, не больше! Потом мы попарились, выпили чайку. Потом, уже ночью, прилетел наш Карлсон. Мы снова парились и пили чай. И что-то мне к утру поплохело. В жар бросило, заколбасило, сердце застучало. Я только-только собрался выйти куда-то, где прохладней, как из парилки вернулся Карл Иванович и, поняв, что мне нехорошо, достал из своего дивного чемоданчика какое-то лекарство…
— Обычное средство от повышенного давления, — влез с объяснениями заместитель. — Я гипертоник, и оно у меня всегда в портфеле.