Тень жены Гамлета

Марго многого не понимала в поведении приятельницы и все чаще раздражалась. Сначала девушка думала, что элементарно завидует успехам Чижовой. И стыдилась этих чувств. Но со временем Лере показалось, что ее раздражение вполне оправдано: Чижик совсем не такая белая и пушистая, какой хочет казаться. Да и успехов особых нет, так чему завидовать? Как-то раз поздно вечером к ним домой пришел тот самый Матвей Сергеевич, бывший главный режиссер «Зазеркалья» и два часа плакал на кухне, рассказывая Марго историю своего неудавшегося романа. Сопоставляя услышанное с версией Чижика, Лера четко уяснила, что стареющий режиссер действительно любит ее подругу. Любит и искренне не понимает, почему его бросили.

— Неужели квартира, прописка, эта пресловутая дача и даже работа могли перечеркнуть то высокое, что между нами зарождалось? Неужели Валерия испугалась таких пустяков, как съемная квартира? — рвал на себе седые волосы Матвей Сергеевич. — Ей ведь только тридцать лет! Девочка совсем! Вся жизнь впереди. Я бы для нее в лепешку расшибся. Мы бы все начали заново….

«Ха!» — только и ответила Чижик, когда Лера рассказала ей о визите Матвея. «Поздно пить боржоми, когда почки отвалились!».

Марго поняла, что подругу не переделать и поэтому перестала лезть к ней с душеспасительными беседами.

Однажды, знойным июльским вечером, Чижик приехала в квартиру в театральном гриме и неправдоподобно роскошном вечернем красном платье, украшенном перьями. Прическу женщины украшала диадема из казавшихся нпстоящими рубинов. Стянув с себя длинные алые перчатки и отбросив в сторону сумочку из крокодиловой кожи, Чижик простонала:

— Водка в этом доме есть?

Выяснив, что со спиртным у них туго, Лера достала из сумочки папиросу, завернутую в отдельную бумажку, и с наслаждением закурила.

— Это кайф, Марго! Это самая волшебная трава на свете! Только не советую пробовать, денег не хватит — подруга жадно вдыхала сладковатый дым.

— Чижик, это что? Наркотики? — опешила Лера Моргунова.

— А то! Самые настоящие! И самые дорогущие! Только, тс-с-с…, никому ни слова…. Я сейчас малость передохну и поеду… сдавать реквизит…

Ночевать в ту ночь Валерия Чижова так и не явилась, что, собственно, уже перестало удивлять ее подругу. Зато в те дни, когда женщины все же встречались, Лера отмечала значительные изменения, которые произошли с Чижиком. Актриса стала злой, нервной, раздражительной. Она постоянно злословила в адрес «Зазеркалья», намекала на какие-то фантастические перспективы, которые сулит ей участие в новом проекте, долго и цинично пересказывала сплетни из жизни столичного бомонда. Старые платья и туфли исчезли из ее гардероба. Их сменили несколько элегантных костюмов от титулованных Домов Моды и несколько пар эксклюзивной обуви. Если же Марго, которой тоже очень хотелось выглядеть модно и нарядно, покупала себе какую-нибудь блузку или юбку, Чижова моментально начинала кривить губы:

— Ух, ты! Поздравляю с обноской! Обновкой, прости…оговорилась…

А еще Лере очень не нравился человек, часто звонивший по телефону к ним на квартиру. Голос у него был скрипучий, липкий и обволакивающий. Не застав Чижову, мужчина, не прощаясь, швырял трубку. Чижик называла его «папиком», «счетоводом Вотрубой» и даже установила на свой мобильный рингтон старого шлягера «Бухгалтер, милый мой бухгалтер», определяющий вызов данного абонента. Из этого Марго сделала вывод, что «папик» — не режиссер, а, скорее, спонсор проекта, чьи ухаживания Чижик вынуждена терпеть.

И вот теперь, пять дней назад Лера Чижова исчезла. Точнее, просто ушла, собрав все вещи, все записные книжки, забрав даже полупустые флаконы из под шампуней и гелей и не дождавшись возвращения Марго с работы. Как насмешку и оскорбление восприняла Марго жирный кремовый торт и записку оставленную на кухне: «Не скучай, ай-ай! И в дожди жди-жди!». Записка была отпечатана на принтере. Лера вышвырнула бумажку в мусорное ведро, а торт отнесла пожилой соседке. И лишь потом, когда первая обида схлынула, девушка задумалась о том, что записку мог написать кто угодно.

«Зачем Чижику было меня обижать?» — спросила Марго, прощаясь — «Она, конечно, не образец добродетели, но и не законченная стерва. И, потом, мы же столько лет дружили»…

30 сентября (пятница)

Уезжая от Леры, я чувствовала себя как выжатый лимон. На улице горели фонари, а телефон, случайно мной выключенный днем и теперь возрожденный к жизни, с сердитым рыком выдавал сообщения о десятках пропущенных звонков.