В лифте я еще раз внимательно изучила фотографию внука Серафимы Львовны. Хомяк хомяком, не смотря на претенциозное имя и фамилию. Спохватившись, переложила из кармана плаща в карман брюк пачку долларовых бумажек. Сумку я предусмотрительно оставила в машине, помня о том, как буквально месяц назад в одном из таких же московских подъездов местные хулиганы похитили у Юленьки и сумочку, и деньги, которые в ней были, и даже чековую книжку нашей фирмы. Больше всего, правда, мы с Юлей сожалели о пропаже самой сумки, которую мне сын прислал из Лондона, а я передарила ее своей помощнице.
Крякнув, лифт задрожал и медленно распахнул створки на седьмом этаже. Я даже не сразу сообразила, где нахожусь. Дело в том, что стены лестничной площадки, на которую я прибыла, отличались от всего подъезда, как благородная красная икра от своего кабачкового собрата. Передо мной открылся просторный холл, отделанный керамической плиткой цвета бирюзы. В левом торце холла перламутрово белела одна единственная дверь. Судя по латунным цифрам на двери — это и была нужная мне квартира. Но куда делись остальные три? И почему первый этаж — чистенький, не спорю — все-таки был предбанником обычной панельной многоэтажки, а это великолепие мне напомнило холл качаловских апартаментов? Поколебавшись ровно минуту, я нажала кнопку звонка.
Судя по тому, что дверь мне открыли не сразу, хозяин предварительно некоторое время изучал мою персону на экране видеофона, глазок которого я рассмотрела над входом.
— Вы из «Твиста»? — спросил дородный мужчина, приоткрыв дверь на ширину внутренней цепочки.
— Совершенно верно. — Я лучезарно улыбнулась. — А вы — Генрих Михайлович?
Дверь опять закрылась, чтобы через секунду широко распахнуться.
— Милости прошу!
Внук Серафимы Львовны был высок, полноват и неуклюж. На вид ему было около тридцати пяти лет. Синий пиджак абсолютно не гармонировал с зелеными брюками, а желтая рубашка, дополнявшая костюм, свидетельствовала о полном отсутствии вкуса. Мужчина нервно потирал толстые волосатые пальцы.
— Вы принесли документы?
— Конечно.
Генрих Михайлович требовательно протянул вперед руку.
— Но, может быть, я все-таки войду?
— Господи, простите. — Неуклюжий великан посторонился. — Я со вчерашнего дня сам не свой.
— Еще раз примите мои соболезнования.
— Спасибо. Хотя мы давно ждали чего-то подобного…. Понимаете, возраст, стенокардия… — Господин Паук повел меня в глубь квартиры. — Бабуля несколько неадекватно оценивала ресурсы своего организма. А позавчера вечером, когда случился приступ, меня не было дома. Врачи сказали, что, появись я на пару часов раньше, Серафиму Львовну можно было бы спасти.
— Так у нее были проблемы с сердцем? — Мне вдруг ужасно захотелось, чтобы причина смерти Моториной была какой-то другой.
— Увы,… — Генрих растеряно развел руками.
— Значит, смерть вашей бабушки была абсолютно естественной? — я внимательно посмотрела на внука. Но он не отвел взгляда.
— А какой еще? — Генрих привел меня в гостиную, — Впрочем, вы проходите, присаживайтесь. Сейчас я соображу нам с вами кофе или чай. Вы что будете?
— Кофе. Черный. С одним кусочком сахара. — Я внимательно осмотрелась. Квартира выглядела неправдоподобно большой. Скорее всего, господин Паук (ударение на первом слоге) выкупил в собственность все квартиры на этаже и благодаря перепланировке превратил обычные помещения в стильный шоу-рум эпохи Людовика XIV. С низких потолков свисали разлапистые бронзовые люстры, цепляясь паучьими лапами за замысловатую лепнину. Каждая комната (во всяком случае, из тех, что я заметила) была не менее сорока квадратных метров. Мебель гостиной и та, которую я успела заметить по ходу движения, явно не отечественного производства. Бархат, парча, позолота, инкрустация, модные и очень дорогие «червоточины».
— Красиво у вас, — прокомментировала я свои впечатления вернувшемуся Генриху.
— Да! Эта квартира — прихоть моей бабули. — Скороговоркой ответил мне внук, — После того, как на соседней улице произошел теракт, в котором погибли две бабушкины приятельницы, мы переехали с Мичуринского проспекта в этот район. Выкупили целый этаж, расселив соседей с большими для себя убытками, и стали жить. Не знаю, сказала ли вам Серафима Львовна, но бабушка хотела после того, как будет достроен наш коттедж, отдать квартиру наследникам своих подруг. Их осталось всего двое. Внук Тамары Петровны и внучка Олимпиады Ивановны, ее одноклассниц. Считается, что Юра с Лялей в скором времени поженятся. Собственно, они и не пострадали по той лишь причине, что во время трагедии отдыхали в Египте. А вот их родители тоже погибли во время взрыва.
— Да, это была кошмарная история. Бедные Юра и Ляля….