Тень жены Гамлета

— Подруги бабули переехали в Печатники по расселению из Люблино, — проигнорировав мою реплику монотонно продолжил внук Серафимы Львовны, рассказывая ее так, словно повторял заученную главу из учебника истории — Бабушка их часто навещала. Она же у меня тоже люблинская. Хотя сама после замужества жила сначала на Кутузовском, а потом на Мичуринском проспекте. Но это к делу не относится… Собственно, я хотел сказать, что Юра и Ляля как бы остались на бабушкиной совести. Хотя они получили по отдельной однокомнатной квартире.

— Вы очень благородны, Генрих. — Я попыталась подобрать нужные слова, — Я так понимаю, что в скором времени вы эти апартаменты отдадите?

— Скорее всего, нет… — внук Серафимы Львовны замялся, — Я запамятовал, как вас зовут…

— Витолина.

— Так вот, уважаемая Лина…. — он проглотил начало моего имени, словно не расслышал его— Бабушка моя была золотым человеком, хотя и со странностями. Я очень уважаю ее память, ее доброе сердце…. Но я не очень понимаю, почему я должен сейчас дарить эту квартиру кому бы-то ни было. Государство выделило родственникам пострадавших вполне сносную жилплощадь. У меня масса своих проблем. Дом в Пахре не достроен. Бизнес требует от меня все новых вложений. В конце концов, — разгорячился Генрих, — Я хочу завести собственную семью и обеспечить ее максимально. Вы понимаете?

Через час я уже знала, что бизнес Генриха был основан на деньги Моториной. Родная бабка боготворила внука. Ее первый муж, Клаус Паук, считался в Москве одним из лучших дантистов, коллекционером редких ювелирных изделий и алмазов-самородков, а, следовательно, одним из самых состоятельных людей СССР. После его смерти Серафима Львовна вышла замуж второй раз за сына министра образования нашей страны. Однако позднее замужество оказалось бесплодным, а дочь от первого брака — мать Генриха — воспитанная во вседозволенности и полной безнаказанности, если что и успела сделать, так это родить внебрачного ребенка. Точнее, отец у Генриха был, и даже от него не отказывался. Он иногда заезжал к сыну, привозил игрушку или конфеты. Но чаще забегал «просто так», чтобы забрать с собой непутевую мамашу. Куда уезжали родители — бабушка не говорила. Они могли пропадать неделю, месяц, полгода. Однажды не вернулись совсем. Серафима Львовна ни дочку, ни ее гражданского мужа не простила. Безалаберные супруги, подкинув четырехлетнего Генриха бабке, завербовались куда-то на Дальний Восток. Там они со временем и затерялись. Все свои тридцать шесть лет жизни Генрих знал и любил только бабушку. Собственно, из-за внука она разошлась со своим вторым мужем. Иван Иванович Моторин бросил Серафиму Львовну после серьезной ссоры с Герой. Подросток, в пылу обиды на прижимистого и не очень ласкового бабушкиного мужа, зло высказал Моторину, что тот им с бабулей нужен лишь для денег, и вмешиваться в их жизнь со своим занудством какому-то чужому дядьке Генрих не позволит. Неожиданно Моторин поверил ребенку и ушел от Серафимы Львовны без объяснений. Он и не подозревал, несчастный, что денег, оставшихся после Клауса Паука, бабке хватило бы не только на достойную жизнь с черной икрой и регулярным отдыхом за границей, но и на то, чтобы в будущем дать внуку прекрасное европейское образование, купить ему бизнес и отладить его. А ведь Моторин бабушку боготворил. До самой своей смерти он присылал Серафиме Львовне на день рождения огромные охапки белых тюльпанов, ее любимых цветов.

Если бы не некоторые странности бабули, Генрих считал бы себя вполне счастливым и состоявшимся мужчиной.

— Простите, вы какие странности имеете в виду? — не утерпев, прервала я плавное повествование внука.

— Да все! — Генрих был настроен решительно. — Баба Сима основала мое дело. Мой торговый комплекс. Я не спорю. Но она лезла во все дыры. Она, вы не поверите, даже женщин мне сама подбирала. — Генрих смутился. — Не невест, а именно женщин…. Словом, я чувствовал себя глупым теленком, хоть все вокруг и пели мне дифирамбы.

— Вам было тяжело с бабушкой? — я постаралась быть максимально тактичной, догадавшись, насколько трудно говорить этому неуклюжему мужчине.

— С бабушкой — легко. Труднее было делать вид, что я сам всего добился. С одной стороны независимость, с другой — непонятные другим поступки… Эта квартира, которая должна почему-то достаться самозванцам… Деньги, которые Серафима Львовна контролировала до цента. Бабушка все решения принимала самостоятельно и ставила меня уже перед свершившимися фактами.

— Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите. — Я так устала от нашего разговора, что мне захотелось быстрее покинуть этот красивый дом.

— Вот и отлично, — обрадовался Генрих. — Давайте я заберу все бабушкины заявления, и будем считать, что никакого визита в вашу контору не было.

— А как же ваш двойник? — забеспокоилась я.

— Это еще один бабушкин пунктик. — Генрих насупился. — После того, как я признался бабуле, что некоторую, совсем несущественную часть прибыли отдаю организации «Путь Весны», она меня буквально заела.

— Кому отдаете?