Тень зверя

С трудом понимаю, как я упустил тот момент, когда Вэл превратилась в ту, кого оставила в своем городе. Помню, как предлагал ей вернуться в казенный дом, работать вместе с Дэни, но она только слабо улыбнулась и покачала головой.

Она могла выбрать что угодно, стать кем угодно, но предпочла вернуть себе прошлое имя.

Тень.

Я долгое время не осознавал, что ее, привычной для меня, давно не существует, видя за красивыми голубыми глазами улыбчивую девчонку.

Только не было там больше никакой девчонки.

Сейчас, спустя время, я в полной мере осознаю, что она хотела сказать той фразой.

Ты спрашиваешь — кто я? Может быть, наконец та, кто тебе нужен. Теперь я могу быть тебе полезной, мой Первый.

Больно оттого, что так глупо. Я никогда не хотел, чтобы она была полезна. Она была мне нужна не за что-то, а вопреки всему. Такая, какая есть: немного наивная, ошибающаяся, мечущаяся и бесконечно верящая мне. Открытая и полная солнца.

Но меня не обмануть.

На дне ее голубых глаз я всегда видел силу. Темную и мало чем отличающуюся от моей.

Теперь она владела ею, заполнив до предела, плескалась во взгляде, искажала черты лица, заостряя их, стирая улыбку, рисуя ядовитую усмешку.

Моя вина в том, что я никогда не желал признавать сокрытый в ней мрак.

До сих пор не понимаю своих чувств — сожалею ли о том, что потерял ее прежнюю, уничтожил своими же руками, или мне следует гордиться ею, как гордятся успешным, почти сравнявшимся с учителем учеником.

Вэл и сейчас не любит вид крови, избегает публичных казней, но с легкостью избавляется от тех, кто приносит мне проблемы. Скрывшись под покровом ночи, она исчезает, неслышная и неприметная. Сливается с тьмой, ступая по осколкам себя прошлой. Всегда одна. И лишь черный пес сопровождает ее.

Почти не задает вопросов. Все, что ей обычно нужно, — это имя.

Непрошеные воспоминания лезут в голову, затмевают все мысли, и взвинченный голос крыса отдаляется, превращаясь в неразличимую вязь звуков.

А образы уже перед глазами, навязчивые, точно осоловевшие мухи.

Хлопает дверь, я слышу тихие шаги по толстому, глушащему все звуки ковру. По мягкой, почти кошачьей поступи я узнаю ее, еще не почувствовав знакомый аромат кожи.

Стою у приоткрытого окна, отодвинув тяжелые портьеры, и смотрю вниз на сверкающую после обильного летнего дождя площадь. Горячие солнечные лучи ослепляют, отражаясь от стремительно высыхающих луж.

Вэл заходит в кабинет, уверенно присаживается на край стола и долго молчит, наблюдая за мной.

Никакого приветствия, едкого замечания, а значит, пришла по делу.

Краем глаза вижу, как она складывает руки на груди и чуть склоняет голову.

— Отец тебя ненавидит, — наконец произносит она, смотря на меня из-под длинных ресниц. Не вопрос — лишь твердая уверенность в голосе.

— Знаю, — ровно отвечаю, вдыхая теплый воздух.

Легкое дуновение ветерка мягко шевелит кисти портьер.

У нас короткое лето. Никогда не успеваешь насытиться. А заняв этот кабинет, я почти перестал замечать его, пролетающее за стеклами высоких окон.

— Я все решу. Просто скажи да.

Оборачиваюсь, внимательно вглядываясь в ее лицо. Серьезное, на губах ни следа улыбки.

— О чем ты? — Сдвигаю брови, встречая взгляд потемневших, почти синих глаз.

Уже знаю ответ. И оттого чувствую себя странно. Внутри, кажется, просыпается гудящий осиный рой.

— Ему была нужна земля и дом. Пусть получит их. Назови мне имя, и я все сделаю, — говорит ненормально спокойно, а сердце мое почему-то ноет. — Спишем на несчастный случай — я все устрою так, что не придерешься. А остальное предоставь своим советникам. Твой отец получит то, что ему нужно, а ты, может быть, немного приблизишься к прощению за смерть сестры.

Наверное, именно тогда я впервые по-настоящему увидел темноту, что разлилась за радужками цвета летнего неба.

Вэл молчит, и молчу я.

Обвожу взглядом линию чуть приоткрытых губ, замечаю знакомую родинку на щеке. Изучаю красивые черты лица, пытаясь увидеть хоть малейший след улыбки. Отчаянно хочу разглядеть ее, цепляюсь за былые образы, никак не желая принимать настоящее.

Но мне приходится.

Ветер колышет портьеры, мажет кисти по полу. Сквозняком врывается в кабинет, шелестит листами бумаг на столе.

А потом я говорю: «Да».

Вэл ориентируется во мраке как ночная птица. Удивляет, открываясь с неизведанных, чуждых мне сторон.

Всеми силами пытаюсь разобраться в том человеке, что носит на руке мой браслет. И каждый раз терплю поражение. Все, что я знал о ней — думал, что знал, — все подвергаю сомнению.

Кличка, которая вросла в ее кожу, став маской, хорошо известна на Дне. Вэл приходит туда с уверенностью хозяйки, чуть ли не вышибая дверь ногой, и никто не осмеливается возражать.

Я дал ей полномочия говорить от моего имени. Я дал ей право решать чужие судьбы.

Но она почти не пользуется своим правом. Не лезет в то, что ее не касается.