Тендеренда-фантаст

Рождение дадаизма. Млеко-Млеко, квинтэссенция фантастики, порождает юного господина Эмбриона, высоко наверху в той области, которая окружена музыкой, танцами, сумасбродством и божественной фамильярностью, достаточно отчётливо выделяясь на фоне своей противоположности.

Никакие речи господ Клемансо[28] и Ллойд Джорджа[29], никакой ружейный выстрел Людендорфа[30] не могут вызвать такого волнения, как неустойчивая кучка дадаистских странствующих пророков, возвещающих на свой манер детскую непосредственность.

В лифте из тюльпанов и гиацинтов Млеко-Млеко отправилась на платформу грандотеля «Метафизика». Наверху её ждали: церемониймейстер, который регулировал астрономические приборы, весёлый осёл, жадно подкреплявшийся малиновым соком из бадьи, и Музыкон, наша дорогая госпожа, составленная из одних только пассакалий и фуг.

Стройная нога Млеко-Млеко была целиком увита хризантемами, так что та при ходьбе могла вышагивать лишь кое-как. Язык из розовых лепестков, трепеща, слегка высовывался из-за зубов. Золотой дождь свисал у неё перед глазами, а чёрное покрывало кровати под пологом, которая стояла для неё наготове, было расписано серебряными собаками.

Отель был построен из каучука и был пористым. Верхние этажи своими потолочинами и кромками выдавались вперёд и нависали над нижними. Когда Млеко-Млеко разделась, и блеск её очей окрасил небеса – оп-па, тут весёлый осёл наконец-то напился досыта. Оп-па, вот он прокричал далеко слышным голосом своё приветствие. Церемониймейстер раскланивался во все стороны и придвигал телескоп поближе к парапету, чтобы изучить селестографию[31]. А госпожа Музыкон, словно золотое пламя беспрестанно танцуя вокруг кровати под пологом, вдруг воздела руки, и вот – скрипки заполонили город.

Глаза Млеко-Млеко отполыхали. Наполнение её тела осуществлялось злаками, фимиамом и мирром так, что одеяло кровати возвышалось куполом. Всевозможными семенами и плодами наращивался груз её тела, так что с треском полопались пелены, в которые она была завёрнута.

Тут весь рахитичный окрестный народ[32] снялся с места, чтобы воспрепятствовать родам, которые грозили опустошённой стране плодородием.

П. Т. Бриде[33], с цветком бархатца на шляпе, возник, вопия, на деревянной ноге. Язвительный хохот отчеканился на его щеке. Из каморки усопших он люто поспешал, чтобы встретить неслыханное во всей полноте своей озлобленности.

И тут был Пимперлинг со съёмной головой. Барабанные перепонки свисали у него по бокам из ушей, измятые. Он носил на лбу повязку из новейшего северного сияния[34]. Тип могильщиков затопленных грязью братских могил, который, если его посыпать ванилью, распространяет из жалюзи очень дурные испарения, пускаясь спасать честь.

И тут был Тото, который имел только это имя, а больше не имел ничего[35]. Его железное адамово яблоко жужжало на смазном домкрате при ходьбе навстречу норд-осту. Тело он препоясал иерихонским кушаком[36], чтобы не потерялись его реющие лохмотьями внутренности. Марсельеза, его испытание, лучилась с его груди красным заревом.

И они обложили осадой сады, выставили охрану и обстреляли платформу из кинопушки. Громыхало день и ночь. В качестве разведывательного зонда они запустили светящуюся фиолетовым «Картофельную душу»[37]. На их сигнальных ракетах было написано: “God save the King” или «Мы приступаем к молитве». Однако через рупор они прокричали на платформу: «Страх перед современностью пожирает нас».

Там, наверху, между тем, божество тщетно пыталось хлопотливым пальцем выманить молодого господина Эмбриона из гулкого тела Млеко-Млеко. Дело уже дошло до того, что он осторожно выглядывал из выдающихся материнских врат. Но с хитрой лисьей мордочкой он моментально отпрянул назад, как только увидел четвёрку – Йоппа, госпожу Музыкон, божество и весёлого осла с сачком для бабочек, палками, дубинами и мокрыми тряпками, – объединившуюся для того, чтобы принять его. И властный пот выступил из покрасневшего тела Млека со шприцами и лучами, так что всё вокруг было залито им.

Тут те, что были внизу, совершенно растерялись в отношении их проржавевшей киноартиллерии и не знали, что им делать – то ли отступить, то ли погодить. И привлекли на совет «Картофельную душу» и решили штурмовать силой милый спектакль грандотеля «Метафизика».