Тенеграф

Он уже и позабыл, что из комнаты вели узенькие деревянные ступени. Прожаренное солнцем, исхлестанное солеными ветрами дерево сбрасывало, словно кожу, десять слоев краски, рассыхалось, ощеряясь черными щелями. Одна или две ступени были уже сломаны, и Хольбранвер не знал, выдержат ли они взрослого мужчину, а тем более человека его комплекции. Он не понимал, отчего хозяин комнаты, не будучи бездельником, всякий день рискует жизнью, восходя домой по столь опасной конструкции.

Пожавши плечами при мысли, что он никогда не поймет серивцев, принялся он осторожно спускаться. Каждый шаг вызывал резкое сопротивление истертого дерева, пищавшего на все голоса. Хольбранвер пытался то и дело останавливаться, но быстро понял, что этим лишь удлиняет печальную какофонию.

Тем временем кто-то сдвинул штору в окне рядом со ступенями. Ученый понял, что не сумеет выбраться незаметно. Он покраснел, стиснул зубы и одолел остаток ступеней.

Оказавшись на улице, он заколебался. Причиной тому было уличное движение, на первый взгляд хаотичное, но на самом деле упорядоченное, словно механизм часов, полное уклонений более и менее глубоких, поднятий шляп, сигналов, которые для него, чужеземца, оставались непонятны. Движения, в котором, несмотря на повседневные дела, занимающие мысли прохожих, никто не приближался и на шаг к чужой тени. Хольбранвер уже научился передвигаться по здешним улицам днем, хотя всегда вел себя подобно великану на балу у сказочных эльфов – всяким шагом становясь у кого-то на пути и вызывая недобрые взгляды.

Идя за людьми, он добрался до аллеи Контанезра, после чего двинулся в безопасной тени аркад вверх, в сторону дворца. На углу одной из улиц он купил связку бубликов у морщинистой торговки, глядевшей на него так, словно она никогда не видела человека с Севера.

Он двинулся дальше, пережевывая твердое, плотное тесто и раздумывая, куда бы ему теперь отправиться. Наконец он решил, что лишь один человек сможет ему помочь. Добравшись до Площадей Шести Родов, свернул в сторону узеньких улочек университетского квартала. Вскоре был уже у дома Ремарко Мартинеза.

Сидел он у доктора добрых два часа, пытаясь понять, что делать дальше. Вежливо отказался следовать совету приятеля, который настаивал, чтобы Хольбранвер искал помощи во дворце, или, по крайней мере, перестал водиться с подозрительным ворьем. Ибо для Ремарко всякий, кто обитал ниже площадей, начиная с квартала Эскапазар, мог быть лишь преступником, убийцей либо проституткой. Он вообще был крайне удивлен, что Хольбранвер ушел оттуда живым, и пытался его убедить, что наверняка он не может рассчитывать на подобное везение на обратном пути.

На прощание Ремарко долго и красноречиво обещал Хольбранверу, что перевернет небо и землю, чтобы отыскать след Саннэ.

А после ухода ученого быстро написал на него очередной донос.

Тем временем начался день, время длинных теней. Хольбранвер не желал возвращаться по улицам в столь опасное время, когда его неловкость становилась опасней, чем обычно. На Севере, где он воспитывался, солнце большую часть года было слабым, а солнечные тени – размытыми и неопасными. Обитатели Хольбранвии уже почти позабыли о первобытном страхе, который пробуждали лучи света, а к солнечным теням они привыкли относиться, как к чему-то расплывчатому и безобидному. Далеко им было до прапредков с далекого Юга, которые выходили из пещер на безопасное солнце только потому, что днем за ними не охотился ни один из хищников.

На Севере, наступив на чужую тень, ты рискуешь лишь вызвать неприятные ощущения у вас обоих. В Сериве случайный контакт с тенью какого-нибудь нищего мог привести к тому, что ты до конца жизни станешь говорить по-вастилийски, с наслаждением есть сырой лук и думать о петушиных боях.

Хольбранвер решил подождать до вечера.

Самым безопасным местом ему показался ближайший винный кабак, где кроме вина подавали шашлыки из свинины и хрустящие гренки из свиной кожи. Скоротал он там часок (или три), после чего вышел наружу. Уже приближались сумерки, солнце спряталось за крышами, но колокол, который объявлял конец поры длинных теней, еще не пробил. Поэтому Хольбранвер вернулся обратно ради вкуснейшей похлебки из куриной печени и куска дынного пирога.

В обратный путь он двинулся под покровом вечерних сумерек, опасаясь, что когда падет полная тьма, он не доберется домой. От избытка вина ему непросто было шагать ровно, поэтому он придерживался одной рукой за стену. Он не спешил, даже не предполагая, что в этот миг И’Барратора ведет смертельный бой с превосходящими силами врага.

Когда ученый начал задыхаться, он остановился подле фонаря, висевшего над дверью популярного среди жаков борделя. Несколько раз вздохнул и вытащил из-за пазухи тенеграф, а потом взглянул на него сквозь свет.

Таинственная, окруженная ореолом, исходящая лучами фигура теперь уже не выглядела столь же ангелоподобной в красном сиянии. Даже лицо, которое ранее казалось добрым и полным сочувствия, при таком освещении лучилось едва сдерживаемой ненавистью.