Тенеграф

Но Арахон И’Барратора был мертв, погубленный своей наивностью и идеалами. Я занял его место, желая лишь одного: смерти светящейся мерзости, из-за которой погибло столько моих друзей.

Я смотрел в тенеукорот, по ту сторону которого, во мраке, влажности и духоте, клацали слюнявые челюсти, где шишковатые руки царапали тела, изможденные голодом и ненавистью к жизни.

— Да, — сказал я.

ХІ

Серива изменилась. После безумств праздника Джурхад город притих, опечалился — словно пьяница, который утром после попойки пересчитывает последние медяки. Разбитые глиняные кружки, затоптанные в грязь аппликации, просмоленные остатки фейерверков — все это валялось на аллеях и в переулках. Жители не спешили их убирать.

В нижних кварталах было полно патрулей гвардии. Вооруженные люди шастали от трактира к трактиру, от кабака к кабаку, расспрашивая как новоприбывших, так и постоянных посетителей. Официально они вели расследование по делу о смерти эклезиарха и инквизиторов. Ведь погибли все люди Андреоса, занимавшие более-менее высокое положение. Часть — в канцелярии инквизиторов, часть на улицах и в домах, где дотянулась до них отравленная игла. Спасшиеся встретились со своим предназначением следующей ночью. Например, архиинквизитор Джордано Батиста был убит в своей строго охраняемой башне. Архиинквизитора Сальвадора Браге застрелили, пробив стену его спальни пулей из тенестрела. Погибло также и много слуг низших рангов и доносчиков Андреоса. Оставшиеся в живых растворились в воздухе. Люди шутили, что из Серивы стаями бегут крысы с кармазинной шкуркой.

По улицам шагали траурные процессии. Первыми погребали людей, которые погибли с Андреосом, но и по прошествии времени число гробов, складываемых на кладбище, нисколько не уменьшалось.

Начали ходить тревожные слухи о чистках, начатых людьми из дворца, которые не миновали даже членов высоких родов. Трое сыновей гранда И’Деррано погибли в бане, разорванные в клочья неизвестной силой. Их отец в отчаянии выбросился с балкона.

Род И’Деррано славился набожностью. Это именно они помогли Андреосу прийти к власти.

В Сериве подозревали, что за всем стоит некая новая разбойничья секта. Гвардейцы расспрашивали о человеке, который, видимо, был ее предводителем, — высоком фехтовальщике с черными, до плеч, волосами, который одевался, как я, и вел себя удивительно похоже на меня.

Выходило, что на самом деле дворец искал не убийц Андреоса. Он искал Ирахона А’Барратору.

Была в этом, конечно, доля иронии, поскольку — чего уж скрывать! — я и вправду отчасти нес ответственность за смерть эклезиарха. Герт, который его убил, укоренился во мне накрепко и часто заставал врасплох внезапным взрывом гнева или резким импульсом.

Однако я знал, что если меня схватят, то не станут разбираться, является ли человек, состоящий на треть из убийцы, виновным лишь на треть.

Легион тоже понимала риски. Она строго запретила мне выходить в город, чтобы не создавать новых проблем. Приготовлениями она занималась сама.

Однако проведя три дня в темной колыхающейся каюте, я чувствовал, что должен выйти. Было и еще одно дело, которое я хотел завершить, прежде чем мы начнем осуществлять наш самоубийственный план.

В полдень я сошел с палубы «Морского Змея», покинул порт и двинулся вверх квартала Эскапазар, под жарким солнцем, держась в тени и заслоняя лицо низко надвинутой шляпой.

В зубах я сжимал чубук широкой вересковой трубки, которую Иоранда принесла мне вместе с другими личными вещами И’Барраторы. Я совершенно не знаю, почему я вернулся к этому странному человеческому обычаю. Скорее всего, вместе с памятью Арахона я унаследовал и его привычки.

Знаю одно: пока я набивал трубку, троекратно наполняя ее грубо нарезанными ферментированными листьями, а потом уплотнял ее, крутя колечко красного дерева, меня охватило невероятное спокойствие. Я чувствовал себя, как Арахон в старые времена — перед тяжелым боем.

Я не разбираюсь во вкусах табака, но подозреваю, что у этой смеси он был отвратительный. Черная латакия, которую курил И’Барратора, щипала язык и нёбо, словно смола.

Похоже, Арахон любил уничижать плоть. Горький табак, тесная и бедная комнатка, рваная одежда, изнурительные тренировки от заката до рассвета… Может, таким образом он отмерял себе наказание за всех людей, которых отправил в бездну?

Я шел по улицам города. Горячие лучи солнца, последний миг лета, распаренная Серива. Из теней под домами на меня время от времени поглядывали отдыхающие торговки и перекупщицы, дремавшие за лотками, сплетя руки на подоле. Раз я повстречал группку гвардейцев, но даже им не пришло в голову выйти из тени и приставать с расспросами.

Я беспрепятственно добрался до Треснувшего Купола.

Рынок вокруг стен древнего здания гудел голосами. Об убитом Ключнике уже наверняка никто не помнил, его малозначимая смерть утонула в половодье убийств куда более важных персон. Глядя на массив дома, я вспоминал слова Легион. Даже сейчас тенемастера Эбеновой Госпожи работали, создавая самый большой тенеукорот в мире, постоянный мост между двумя Ребрами. Я ощутил непроизвольную дрожь.