Тенеграф

На полпути — на крутой, окруженной тополями аллейке, которая вела на окраины квартала Эскапазар — они заметили, что на западе серый рассвет уже окрашивает полотно ночи.

— Нам нужно спешить, — Арахон сплюнул горькую от табака слюну. Ускорили шаг. Саннэ теперь приходилось то и дело переходить на бег, а они слишком сосредоточились на дороге, чтобы это заметить. Втроем они пересекли квартал, потом аллею Контанезра под волнующимися на ветру балдахинами. Дальше они шли некоторое время позади ряда деревянных домов, подобных тому, в котором обитал И’Барратора. Обошли по дуге четверых пьяных дворянчиков, которые, обнявшись за плечи, лавировали вверх по одной из улочек.

Затем нырнули в каньон между каменными жилыми домами: если вверху поднимающихся улочек строения едва насчитывали по два этажа, то внизу — порой все семь. Прошли вымощенной площадью вдоль старого гарнизона, откуда следили за ними огромные черные глаза орудий, которые, говорят, использовали во времена реконкисты.

Наконец Саннэ не выдержала и крикнула:

— Хватит! Помедленнее. Я должна передохнуть.

Они приостановились в конце улицы Квеззерале. По обеим ее сторонам виднелись полузадернутые занавесками витрины, уставленные парфюмерией и рядами флаконов и бутылочек. Фехтовальщик взглянул на небо, пытаясь прикинуть, успеют ли они попасть на место до восхода солнца, а женщина тем временем присела возле тяжело дышащей девочки.

— Если ты не можешь идти — подожди здесь, — сказала она, гладя ее по лицу, залитому румянцем. — Здесь безопасно, сейчас придут первые торговцы…

Она попыталась втиснуть в руку девочке маленький кошель, но Саннэ оттолкнула деньги.

— Нет, — выдохнула. — Не оставляйте меня… пока мы не вернемся за… папой…

— Послушай, лезть на рожон…

Женщина не договорила. Словно волк, прислушалась, стала крутить головой то в одну, то в другую сторону. И’Барратора открыл было рот, но она коротким жестом заставила его замолчать.

Фехтовальщик, который всегда гордился своими тренированными чувствами, понял, что рядом с ней он глух и слеп. Сам он слышал только шум ветра и моря, колокол на каком-то корабле, скрип открываемых ставней на соседних улочках.

— Мастер Мартинез, — сказала женщина, — могу я попросить у тебя медальон с тенеукоротом?

Он молча вытащил его из кошеля. Легион приложила укорот к глазу, и сразу же, по дрожанью ее брови, Арахон понял, что что-то идет не так.

— Полагаю, нам следует поспешить, — сказала она, вытягивая шпагу.

— Почему?

— Потому что там начали без нас.

Арахон вырвал из ее руки кружок и заглянул в укорот. Мир по ту сторону превратился в туманное пятно. В дрожащем и колеблющемся от судорожного дыхания отверстии он видел блеск клинков и сталкивающиеся в полумраке фигуры.

В подвале шел бой.

Арахон выругался. За четверть часа до восхода солнца эта худшая и страннейшая ночь в его жизни решила посмеяться над ним еще раз.

— Бежим! — крикнул он, выхватывая шпагу.

Легион кивнула, и спустя миг они уже бежали плечом к плечу в развевающихся плащах, стуча каблуками о скользкую от росы брусчатку.

— Погодите! Подождите меня! — жалобно прохрипела Саннэ, но оба они исчезли за поворотом.

ХХ

Цеховой дом бондарей некогда был жемчужиной квартала. Выше на этаж от жилищ вокруг, он высился на развилке двух улиц, вгрызаясь клином в торговую площадь. Позади, на подворье, стояли деревянные бараки с мастерскими, склады древесины, смолокурня. Было это еще в давние времена, до войны, когда одним из важнейших экспортных товаров в столице считалось вино, перевозимое караками в северные порты. Но времена — и вкусы — изменились. Когда подошла к концу война с халифами Востока, а страны в том регионе восстали из руин, Северу больше по душе пришлось густое флорентинское вино и сладкие напитки с анатозийских равнин. Терпкие, горьковатые сорта с сухих, словно бумага, холмов, окружавших Сериву, покупали уже не так охотно.

Гильдия бондарей, что во времена наибольшего расцвета насчитывала двести ремесленников и слуг, начала постепенно клониться к закату. Трехэтажный дом ушел в землю — или, вернее, улица подле него поднялась — так что двери его оказались ниже уровня мостовой. Низкие домики по обеим сторонам от него уступили место каменным домам, чьи крыши шли вровень со зданием гильдии. Обнищал и весь квартал, а потому фронтонный вход в цеховой дом частично замуровали, заменив его маленькой железной калиткой. Выбитые окна заколотили досками. Кто-то даже отбил рельефы с амурчиками, державшими бочки. Наконец эту странную древнюю руину купил за бесценок некий Джордано Биттруччи, дворянин из провинции, который перебрался в Сериву и основал здесь фехтовальную школу.

Когда И’Барратора вместе с напарницей добежали до фасада дома, его калитка была уже выбита, а изнутри доносились звуки драки. Они оба без колебаний ворвались внутрь, перепрыгнули через двух умирающих, лежавших в прихожей, и оказались в длинном темном зале. Некогда собирались здесь слуги, а нынче в помещении стояли деревянные манекены для фехтовальных тренировок.