Кинжал в правой руке Лайера стал очень быстро нагреваться. Он хотел бросить оружие, но что-то невиданное сковало его руку, и плавящийся кинжал стал жечь ладонь. Безудержный вопль стал разлетаться по всей округе, Фарос быстро подвинул стол к двери, чтобы сдержать приходящих гостей. После этого он быстро побежал к вопящему на весь лагерь Лайеру, поднял брошенный на пол второй кинжал, одним взмахом отрубил ему руку по запястье и стал быстро наносить удары в грудь с неистовой злобой, что позволило ему пробить грудную клетку. Когда грудь Лайера стала брызгать кровью всюду, Фарос стал быстро наносить удары кинжалом в шею, затем, перепрыгнув Лайера сверху, встал сзади, сделал еще несколько режущих движений кинжалом, сломал позвоночник и оторвал голову от тела, которое держалось на одной коже. Кровь с тела разлеталась в разные стороны, Фарос с головы до ног был облит ею; тело Лайера упало на пол, а голова, изображающее своей гримасой неподдельный ужас, стала висеть на руке Фароса, который с презрением посмотрел ей в глаза и увидел нечто. Глаза Лайера посмотрели на него, зрачки сузились, а затем они стали будто стеклянными. Похоже, впервые за свою жизнь Фарос взглянул в глаза человеку, запоминая последние секунды жизни отсеченной головы. Глаза Лайера будто говорили: «Я тебя запомнил, Фарос, встретимся на том свете». Это было жутко, но обдумывать это времени не было, – дверь уже начинали таранить бревнами. Фарос бросил голову, выставил руку и произнес:
– Mater vacuum, tueri puer cum terribilis ignis, non sit in anima pereat.
В ладони Фароса появился огонек, который стал увеличиваться в размерах. Как объяснял Йольрид, как только огонь станет больше ладони, он станет жечь и ее, поэтому нужно будет немедленно его метнуть в противника. Фарос задумался и, пока огонек продолжал увеличиваться, аккуратно положил его на спину некогда Лайера. Огонь стал потихоньку выжигать кожу, но не перестал увеличиваться и постепенно стал превращаться в огненный шар. Двери уже были почти выбиты, и Фарос, осознав, что его кинжал полностью расплавился, быстро побежал к окну и прыгнул в него. Упав на землю, он быстро заполз под другую хижину, услышал грохот открывшихся дверей и ужасающий крик, после чего прозвучал сильный грохот. Домик на сваях буквально разорвало на части, все вокруг загорелось, вместе с соседними хижинами. Фарос быстро выполз из-под дома и побежал обратно к эльфу, еще не зная, что тот уже давно дал деру, попутно открыв клетки с рабами.
* * *
Фарос бежал сквозь джунгли параллельно дороге, чтобы не попасться пиратам. Он пробежал верст десять, не останавливаясь на передышку, а помогло ему в этом зелье, которое изготовил из двух цветков, что росли рядом с лагерем. Зелье было до безобразия просто – надо было просто выдавить сок с двух цветков в емкость – в случае Фароса в небольшую тарелку – перемешать и выпить, что он и сделал, и это позволило ему бежать долго и не останавливаться.
Наконец, он выбежал к крутому склону, который спускался вниз к воде – там и была пристань пиратов. Аккуратно спускаясь вниз по камням, Фарос увидел в свете выступавшего из-за моря солнца пристань с несколькими кораблями и внезапно один с опознавательными знаками Даландии. Вид, который перед ним открылся, завораживал и одновременно нагонял страх от осознания того, что ты здесь, а твой дом где-то там, очень далеко и туда никак не доберешься. Вернее, доберешься, но нужно придумать, как это сделать. Пока весь прошлый день Фарос сидел в клетке, он предполагал, что можно пробраться на один из кораблей, который поплывет в Даландию – пираты же как-то привозят рабов, значит, плавают в те земли. Однако теперь было фактически невозможно что-либо предполагать с тем расчетом, что в лагере был убит предводитель пиратов и вообще произошел взрыв. Пираты не принимают магию и колдовство, их коренной народ ее не использует, поэтому то, как разорвало домик Лайера, повергло всех в шок.