Теневые блики

Когда после завершения обучения Дахху переехал в пещеру, он забрал фарфоровое богатство с собой. Но, чтя историю, пьет только из одной чашки – своей. Остальные пылятся за стеклом серванта и периодически вынимаются, чтобы скрасить Дахху его нередкие часы ностальгии.

Я испытываю к его чашке какое-то дружеское сочувствие. Иногда я вспоминаю, вспоминаю и никак не могу вспомнить – а случалось ли мне хоть разок видеть Дахху, но не видеть с ним чашки? Мы с Кадией даже придумали ей имя – Майор Трещинка, потому что непрекращающаяся война чашки со временем оставила на ней свои следы…

Утром Майор Трещинка браво сторожит черный медовый кофе. Днем наполняется чаем или нектаром. Вечерами в ней зачастую можно увидеть вино, а в промежутках на дне весело плещется родниковая вода.

Однажды мое любопытство пересилило воспитанность, и я втихомолку попробовала попить из Майора Трещинки. Мне было интересно, что случится? Вдруг меня пронзят гром и молния или же я почувствую в себе невероятные силы? Или просто превращусь в Дахху?

Но ничего не произошло, кроме того, что до конца вечера я чувствовала волшебное покалывание тайны пополам со стыдом. Мне кажется, Майор Трещинка все-таки очень сильный талисман.

Наверняка в ней что-то есть. Как и во всем, что мы – по тем или иным причинам – наделяем историей…

Сейчас, проводив меня на кухню, друг, конечно же, залез в сервант – надо же меня из чего-то поить. Привычным жестом обогнул стройные ряды «семейных» чашек и достал мою, личную, – темно-фиолетовую, из тонкого фарфора, с золотыми звездами по ободку.

Дахху заварил травяной сбор и осторожно протянул мне:

– Не обожгись, – в ответ я промолчала.

Друг потеребил ушные мочки, а потом скрыл их под шапкой, натянув ее плотнее:

– Ты просто так заглянула?

– Да.

Очень хотелось добавить «а что, нельзя?», но я сдержалась. Дахху явно хотел примирения, как и я. Иначе бы вообще не открыл дверь. Продолжайся наш конфликт, все было бы иначе.

Между рявкающим пассажем про то, что я «прахова максималистка», на котором остановился наш диалог в тот раз, и нынешней кротостью была настоящая бездна. Друг пересек ее, как канатоходец, и теперь не хочет оборачиваться. Поэтому я тоже поддержу его и тоже сделаю вид, что все в порядке:

– Как продвигаются дела с «Доронахом»?

Дахху заметно оживился. Искренне, не наигранно. Сел напротив, отодвинул в сторону шахматную доску (он их коллекционирует, как минимум раз в день играет партию сам с собой) и деловито поставил локти на стол:

– Шикарно. Замечательно. Пре-вос-ход-но.

Я улыбнулась:

– Дашь почитать?

– Я был бы счастлив сделать это, – признался Смеющийся и бросил осторожный взгляд в сторону письменного стола, заваленного бумагами. – Но, как и всякий молодой автор, я жажду отзывов. Если я дам тебе «Доронах», то потом буду бесконечно требовать комментариев. И тоскливо заглядывать в глаза при каждом удобном случае. А еще мне очень нужна будет похвала. И когда ты соврешь – а ты соврешь, – похвалив мое сырое сочинение, я все пойму. И это разобьет мне сердце. Так что я очень, очень, очень хочу дать его тебе. Но не могу, прости.

– Ух, – выдохнула я, – вот это накал.

Помолчала. Повозила мизинцем по чайной ручке и, наконец, предположила:

– Мы… больше не в ссоре?

Дахху глянул на меня искоса. Уютно обхватил Майора Трещинку руками, предварительно натянув на ладони рукава, чтобы не обжечься, подул на темный травяной сбор. Потом медленно покачал головой:

– Нет, Тинави. Конечно же, нет.

– А сны?..

– Со снами все схвачено. – Он подмигнул.

Жест, настолько легкомысленный, что никак не вяжется со Смеющимся. Ну разве что в наиболее счастливой его ипостаси.

Я с облегчением выдохнула:

– Поздравляю! А я поняла, что погорячилась на ужине. Как всегда.

– О да, это ты умеешь, – засмеялся Дахху.

Несмотря на имя своего Дома, он мало смеялся – так что это было непривычное зрелище.

Я предложила:

– Может, позовем Кадию и отпразднуем установившийся между нами мир?

– А давай.

Друг достал из кармана блокнотик с ташени. Я жестом остановила его и ссадила с плеча задремавшего было Мараха.

– Ну, птичка, покажи класс, – шепнула я филину. Тот встрепенулся, нахохлился и с глубочайшим сомнением воззрился на свеженаписанное мной письмо. Потом совсем по-человечески вздохнул и вылетел в открытое окно с ним в клюве.

– Надо же, – оценил Дахху. – Воспитала его?

– Обратилась к специалисту. Где Карл, кстати?

– Во дворе, что-то мастерит.

– Пойду, проведаю его. Если хочешь, можешь пока заняться «Доронахом». Я же вижу, что тебе не терпится, – покривила душой я.

На самом деле, не терпелось мне – увидеться с волшебным подростком. Но Дахху обрадовался и с готовностью отправился за письменный стол.

* * *

Дождь кончился. Моя летяга суше не стала, ну да ладно.

Карл сидел в дальней части двора в окружении птичек, оленят и крустов. Не мальчик, а сказочная принцесса – из тех, на чье утреннее пение ежедневно слетается вся окрестная фауна.

– А Дахху не видит ничего странного в том, что животные столь неравнодушны к тебе? – полюбопытствовала я, подходя.