Теневые блики

– Не шевелись, дыши только носом и постарайся не думать, – проинструктировал куратор. – И, главное, не мечтай оказаться «где-то еще». А то нас просто разорвет.

Вот это классно. Это прям от души сказано!

«Разорвет?! – хотелось закричать мне. – Где, блин, твои стопы, чувак? Почему мне нельзя думать? В прошлый раз, на выпускном, эта просьба довела меня до потери магии!» Тем не менее, я послушно засопела и сосредоточилась.

Это было очень непросто. По той причине, что все мои чувства врубили режим «ПАНИКА», когда я поняла, что мы втроем – черная кобылка Димпл, Полынь и я – начинаем растворяться в воздухе и ускоряться. Я еще не до конца определилась, чего я хочу от жизни, но я точно знала, чего не хочу – умереть или же стать призраком! А именно призраками мы и стали.

Мы с невероятной скоростью пронеслись по Министерской площади, мимо аллеи Страстоцветов, вдоль Луговых проулков, по Жженой площади, по площади Огненных Цветков, наконец – по мосту Ста Зверей, не всколыхнув и пера на плюмаже сонных гвардейцев.

Потом Димпл проскакала сквозь дворцовый лабиринт, проворно уворачиваясь от то и дело выскакивающей перед нами живой изгороди. По широкой дуге мы обогнули пруд, где две недели назад был найден труп Олафа Сигри. Просвистели вдоль покоев Лиссая и, наконец, затормозили у Храма Белого Огня.

Там наша плоть снова стала видимой. Я, дрожа от перевозбуждения, неловко сползла с лошадки, которой все было нипочем. Полынь со стоном рухнул следом.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила я.

– А ты как думаешь? Много знаешь людей, которые себя хорошо чувствуют, сотворив запредельное? А я этим уже неделю занимаюсь! Своими силами, безо всякой там чистой магии! – огрызнулся он, потирая виски. – Пойдем. Если Дахху действительно самый стойкий из ночной партии – молись, чтобы он был жив.

Я тяжело сглотнула и потопала вслед за куратором.

«Какого ж фига, – хотелось заорать мне, – какого ж фига ты, мистер прозрачная нога, не родил плана Б, раз такой умный? Даже у глупых книжных героев они есть, а ты вместо того сидел и праздновал победу! Какого ж фига рассчитывал на свою наживку, не потрудившись продумать остальные ходы?»

Стану самостоятельной Ловчей – никогда и ничего не оставлю на волю случая. Клянусь.

37 Проклятие, что ли

Сколь притягателен гнев в своей яростной силе! Помни, однако, что столь же он глуп: Разум включится, как злость обессилит, Но ничто не развеет нашедшую мглу.

Из средневековой поэмы

По контрасту с моими чувствами, майский день был полон неги и истомы.

Клумбы перед Храмом Белого Огня источали удушающе-сладкий аромат роз и жасмина. Толстые шмели жужжали, нависая над бутонами, как Смотрящие нависают над задремавшими бродягами, и пристально изучали их, прежде чем решиться на контакт. Изумрудная трава ходила волнами, бушуя, как море, по вине настырного весеннего ветра.

Вдалеке, на том берегу пруда, мне на мгновение почудилась фигура Лиссая в белой пижаме. Никто, кроме этого видения, не потревожил покой этой части острова. Лишь бабочки и кролики, павлины и пчелы, круги на воде и искорки магических разрядов, отскакивающих от пальцев Полыни.

Куратор проскользнул в Храм через низенькую дверь для прислуги. Я сделала последний, самый опьяняющий глоток цветочного воздуха и ринулась за ним.

Мир вокруг тотчас заполнился прохладой и тишиной.

Мы с куратором шли гуськом по белокаменному коридору. В неверном свете редких ритуальных факелов, горящих даже днем (никакой экономии!), куратор иногда «мигал», на долю секунды становясь прозрачным.

Мы дошли до конца коридора и оказались перед тяжелой бархатной портьерой. Давным-давно, в детстве, я была в этом храме. Поэтому я догадывалась, что там начинается основное помещение: огромный вытянутый зал с купольным сводом, круглые розетки окон, резные скамьи и разноцветные свечи. Необычные мраморные шипы, символизирующие постулат «сквозь тернии к звездам», выступали из дальней стены, напоминая пещерные сталактиты. Тяжелые чаши с ритуальной водой были подвешены на длинных цепях вдоль алтарного пространства. Колонны, напоминающие стволы деревьев, под диковинными углами убегали вверх, к своду, где со старинной мозаики на прихожан смотрели непроницаемые лица шести хранителей.

Полынь обернулся ко мне, приложил палец к губам.

– Ни звука, – предостерег он.

– Наш маньяк очень опасен, Полынь, – шепнула я, поняв, что так и не рассказала про Теннета.

Куратор смерил меня уничижающим взглядом:

– Естественно, он опасен! Ты только сейчас врубилась? – И он замер, прислушиваясь. Я прикусила губу.

Там, в помещении, раздались шаги – металлическое клацанье набоек по мраморному полу. Где-то задвинули засов, заскрипели ставнями – и вновь шаги. Затем раздалось пение.