Теневые блики

Предприниматель в ответ на это скорчил физиономию: втянул губы и поднял брови, после чего покачал головой, будто бы удивляясь сам себе:

– Вы не поверите, Тинави. Я пришел, чтобы проконсультироваться насчет Кадии… И того, как мне стоит вести себя с ней, чтобы она продолжала считать меня «приятным во всех отношениях мужчиной».

Я на секунду замерла. Потом тряхнула головой и с силой зажмурилась, чтобы прийти в себя – настолько эта фраза не коррелировала с происходящим сейчас в кабинете номер тридцать два.

– Простите, что?

Давьер пожал плечами и, пригладив и без того идеально уложенные волосы, улыбнулся:

– Ваша подруга мне очень импонирует. Сегодня она пригласила меня на совместный завтрак. Спонтанно. Я не успел провести надлежащее исследование и потому решил спросить вас, какие цветы лучше преподнести ей в знак своего внимания.

Во Кадия дает! Не успела получить птичку об отмене наших планов – и сразу же нашла мне замену. Ну, быстра!

– Берите лилии, не ошибетесь, – с ходу ответила я, благо знала ответ.

Вот он, звездный час всех тех самодельных анкет, которые мы без устали заполняли в школе! «Какой твой любимый цвет», «Любимое имя», «Любимый десерт» и так далее – и ты по кругу передаешь тетрадь с вопросами, и каждый, кто не хочет мгновенно стать твоим врагом, осторожно вписывает ответы, высунув от усердия язык.

– Лилии… Спасибо. Вы мне очень помогли. – Анте с чувством пожал мою руку и встал. – Я могу и в дальнейшем обращаться к вам с вопросами подобного толка? – дипломатично уточнил он.

– Да, но лучше во внерабочее время, – вежливо ответила я и, дождавшись, пока делец повернется к выходу, рванула обратно в кабинет.

Все это время мысли мои были там.

Впрочем, стрессовая ситуация заставила меня вспомнить еще об одном событии, память о котором до этого была вытеснена из-за чересчур активного утра…

Мальчик по имени Карл и его долбаные ночные полеты за гранью возможного. О-оу. Сегодняшний день календаря грозится быть раскрашенным в багряный цвет! Или, лучше, в фиолетовый: цвет тайн и загадок, отдающих скорее вселенской горечью, нежели развеселой интригой.

Не зря его носят архиепископы и старшие лекари.

* * *

В кабинет я возвращалась по стеночке, чуть ли не на мысочках.

Причиной тому стала громкая ругань, слышимая аж с противоположного конца коридора.

Стены дрожали от всеохватывающего баса мастера Улиуса. Когда я зашла, меня чуть не унесло обратно звуковой волной.

– Всяк сверчок знай свой шесток, Полынь! Я не представляю, как начальство среагирует на такое известие – новый труп, да прямо посреди Иноземного ведомства! В «оплоте закона и правопорядка», прахом погреби эту формулировку! А докладываться, между тем, не тебе, а мне! Ты чем вообще думаешь? Ты Генералом Улова хочешь стать, а сам такое допускаешь? Ни дисциплины, ни ума не надо?! – на свой лад переиначил поговорку шеф. Он так частенько делал.

Драма, развернувшаяся передо мной, была достойна пера средневекового трагика.

Две Ищейки суетились вокруг кресла с безвременно почившей Мелиссой, чьи невидящие глаза слепо устремлялись к окну, тогда как тело было повернуто к выходу. Посреди комнаты возвышалась грозная и грузная фигура Улиуса. Глава департамента Ловчих пылал праведным гневом. Его и без того румяные щеки налились апоплексической краснотой, глаза горели. Шеф навис над Полынью и ругал его, как ругают блудных сыновей: без удовольствия, но отчаянно, на грани самобичевания. А потому особенно проникновенно.

Куратор перед лицом разъяренного начальства врубил защитный механизм: напыжился, как воробей, что было непросто при его поджарости. Чтобы казаться больше (а мы все волей-неволей пытаемся казаться больше в пугающих обстоятельствах), Полынь растопырил локти и раздул ноздри, волосы его встали дыбом вместе со всеми вплетенными в них лентами и монетками. Бубенчики на амулетах предупреждающе позвякивали. Изредка куратор бросал обеспокоенный взгляд на часовой медальон. Обратный отсчет уже дошел с шестидесяти до сорока минут.

– Да хватит уже своими цацками любоваться! – взревел Улиус, рывком сорвал часы Полыни с цепочки и убрал себе в карман.

В черных глазах куратора полыхнул такой гнев, что у меня аж коленки подкосились. Впрочем, мгновение спустя Полынь снова нацепил привычно-спокойное выражение лица. Только локти еще острее стали.

Меж тем, за спиной Улиуса, облокотившись о стену и скрестив на груди руки, стояла Селия. Помощница шефа едва заметно улыбалась, глядя на Полынь. Кажется, ей было приятно, что его отчитывают.

Я осторожно подошла и встала подле Внемлющего. Иногда просто замереть рядом (не героически, а с вытаращенными от страха глазами – ненавижу, когда орут) – это уже поддержка.

Улиус набрал в грудь воздуха для нового залпа гнева: