«Разумеется. Ведь суры и асуры единое племя, и разнятся лишь по истокам своих сил. Как богам, так и убогам доступно творение аватаров. И поэтому убогам доступно создание авеш. Посвященные Юга зовут их черными авешами».
«Ведьмаки и черные ведьмаки, авеши и черные авеши, – пробормотал Уолт. – Фантазии нужно побольше посвященным».
«Как ведомо мне – одному из немногих посвященных в мистерии Золотых Небес, спустя века после заключения Договора между Небесными Реальностями и Нижним Градом боги стали искать среди смертных тех, чье сознание очистилось и возвысилось настолько, что готово было принять в себя могущество не одного и не двух небожителей, а трех, четырех и больше. Они нашли таких в Южной стране, среди тех, кто покинул путь домохозяина-грихастха и вступил на путь лесного отшельника-ванапрастха, занимаясь самосовершенствованием, предаваясь аскезе и выполняя многочисленные обряды. Из них выбрали первых авеш, первых воинов ордена Золотой Ваджры, защитников Запретов богов и противников аватаров убогов. Их всегда было мало, а существуют ли они нынче, во времена возвышения чародеев, черпающих Силу из Фюсиса, а не получающих ее от Бессмертных, – в том я сомневался. Пока ты не пришел сюда, в замок Мастера».
«Ты думаешь, здесь побывали авеши?»
«Дело не только в этом замке. – Вришанами вздохнул. – Помнишь, три года назад, в Диренуриане, в беседе с тобой Мастер упомянул, что Законы Бессмертных не распространяются на Золтаруса, и намекнул на Принцип, стоящий выше Законов Бессмертных?»
«С трудом, признаться…»
«Понимаю. Это было после Возрождения, когда Тень временно наделил тебя навыками Винченцо, Александра и Ханамида. И отчасти – нашей совокупной памятью. Я помогу тебе вспомнить. Ты согласен?»
«Давай».
…Усталость – как после сражения с ордами Диких упырей.
Удивление – как после изменившего все события.
Злость – на свою слабость, на свою беспомощность перед Силой, для которой ты просто ничто.
Рядом – худой носферату, упырица в бинтах, хоббит и старый вампир.
– Бог упырей, – говорит вампир. – Бог-упырь. Не рожденный богом, но ставший им. И потому Законы Бессмертных на него не распространяются. Вы понимаете, что это значит?
– Да, – отвечает Уолт.
Да, он понимает. Понимает, что Бессмертные не остановят Золтаруса, даже если он истребит всех смертных в Равалоне. Не вызовут его на поединок в Безначальное Безначалье Безначальности, где одолеют и отправят в Тартарарам. Нет, если упырь, ставший богом, родился смертным, то только законам смертных он и подчиняется. Это Принцип, стоящий выше даже Запретов Бессмертных…
«Вспомнил?»
«Да… – прошептал Уолт. – Вспомнил…»
Божественная природа Золтаруса не нарушала Договор. А кроме онтического эфира бог-упырь владел могучей Силой Крови, позволявшей ему возрождаться после смерти, и физической и энергетической, – о том Уолту рассказал позже Первый Незримый. Бог-упырь убивал бы Вестников и аватаров Бессмертных, Высших и Высочайших магов. А если бы его изгнали в измерения Нижних Реальностей, то в Кругах его онтический эфир превратился бы в онтологический. Сражения со Старшими Бессмертными не были бы страшны Кровавому Богу. Смертные и Бессмертные своей магией могли лишь задержать Золтаруса – но не уничтожить.
Так уверял его Первый Незримый. В этом, судя по его записям, был убежден Понтей. В этом был уверен и Уолт. Уверен до знакомства с Проклятыми Свитками и откровениями об Эрканах, о которых, разумеется, ни Незримый, ни Понтей ничего не знали.
Можно быть уверенным в чем угодно. Вон, Ксанс, помнится, наплел Уолту на третьем году обучения, что эльфы до трехсот лет считаются лишенными политических прав несовершеннолетними, для которых алкоголь и радости плотской любви запретны. И Ракура верил в эту чушь довольно долго, пока Ульнамирэль со смехом не объяснила, что Ксанс просто пошутил. Ну, не просто пошутил, а наверняка дико ржал с друзьями-эльфами над доверчивым Магистром.
Подобно поверившему Ночному эльфу Ракуре, поверили в неодолимость Золтаруса и упыри. Понятное дело, в неодолимость известной им магией, ведь сумел же Понтей создать опасный для бога-упыря эфирострел. Да, Золтарус мог обратить Серединные земли в безжизненную пустыню, но даже в этом случае Конклаву было под силу защитить Равалон. И Махапопский кризис это доказал.
«Сейчас речь не о Золтарусе, – сказал Вришанами. – Больше меня волнует Мастер, знавший о Принципе. Он говорил о Симболоне, Уолт. О запрещенных знаниях, дозволенных лишь высочайшим посвященным в божественные мистерии. Тех, кто таковыми не являлся, но, нарушив Запрет, проникал в запретные пласты астрала и Эфирных Слоев, уничтожал орден Золотой Ваджры. Одним из таких был и я».
«Вот как…» – только и нашел, что сказать, Уолт.
Вришанами горько усмехнулся.