— Он исчез! — выругался Фиск, ожесточенно растирая загривок. — Как только ты это терпишь, Торн? Погань под язык! Сейчас моя шкура займется пламенем! Выходит, эта зараза точно сидит в каждом? Эй! Как тебя… балахонник! Что с менгиром, монах?
— Не знаю… — пролепетал Вай. — Они приказали мне копать яму… Почему-то на храмовом языке. Но больше ничего не говорили.
— Его кто-нибудь касался? — спросил Фиск, ковыляя, скрючившись от боли, к мосту. — Кто-то касался менгира, ветки-иголки?!
— Эти… воины в масках, — проговорил Вай. — Они гладили и целовали его. Прямо через маски. Или шептали что-то.
— Тогда… прочь с дороги!
Торн посмотрел вслед бегущему к менгиру Фиску, повернулся к молодым воинам:
— Как с вашими камнями? Я так и думал, что эта зараза сидит в каждом.
— На несколько дней еще хватит, — ответил Соп. — Или чуть дольше.
— Хорошо, что один из этих воинов сражался лучше других, — вдруг сказал Хода.
— Почему? — удивился Торн.
— Они не порождения бездны, — пожал плечами Хода. — Они разные. Значит, они люди.
— Я бы не зарекался, — проговорил Флит. — Что мы знаем о порождениях бездны? Говорят, даже жнецы разные. И с разным оружием. А они-то уж точно не люди.
— Хватит уже этой ученой болтовни! — взмолился Кригер.
— Папа! — окликнула Торна Гледа.
Фиск уже дошел до менгира, замер в нерешительности, потом отнял ладонь от загривка и положил обе руки на темную грань. В тот же миг знак на камне вспыхнул пламенем, и огненная удавка захлестнула горло Фиска. Он взвыл, завизжал, упал, забился в судорогах и через мгновение затих.
— «Придет от священных камней жнец», — повторил слова Стайна Торн.
Яму пришлось углубить, но они положили туда всех. И пятерых дозорных, и храмовника. Торн хотел развернуть тело Лики, но Гледа не дала. Обняла тяжелый сверток и мотала головой, пока Торн не отошел в сторону и не сел на камень, спрятав лицо в изгиб руки. Только тогда на тела стала падать земля.
— Великая честь быть погребенным у священного камня, — проговорил, вытирая пот со лба, Вай.
— Некоторые считают священные камни проклятием Терминума, — вздохнул Флит.
— Наказанием, — не согласился Вай. — Наказанием в назидание. Но как неразделимо зло и добро, так неразделимо благо и воздаяние. Исцеление — это оборотная сторона священной мзды.
— Мытарям бы тебя послушать, — пробурчал Кригер. — Они бы приободрились.
— Не все согласны с таким утверждением, — сдвинул брови Флит.
— Все несогласные — еретики, — уверенно сказал Вай.
— То есть, все вандилы, все геллы, эйконцы, паллийцы, кимры, кто там еще — все еретики? — спросил Брет. — И их всех следует казнить, побить камнями, утопить, зарубить? Или сжечь? Как нынче принято?
— Я странствующий монах, — растерялся Вай. — Я не инквизитор. Инквизиции нет в нашем храме.
— Вот это все — хуже инквизиции, — кивнул на могилу Брет.
— Папа, — Гледа повернула заплаканное лицо к как будто окаменевшему Торну, коснулась его руки.
Торн поднял голову. Через окровавленную переправу шел, пошатываясь, Рамлин.
— Как дела, Рамлин? — спросил у него Торн.
— Я… — молодой стражник словно заикался. — Я в-взял порошки, м-мази, к-камни, травы. Еще кое-что. П-пригодится.
— А что твоя бабка?
— Ее нет, — проглотил слезы Рамлин. — Никого нет. Все убиты. Все в крови. Но тел тоже нет. Кажется, их волокли к реке и сбрасывали в воду. Большой отряд… Он ушел по тайной тропе… И там на дороге. Кровавое месиво… Это люди из соседней деревни. Наших убили так же?
Рамлин обмяк, опустился на камень словно мешок, на котором распустилась завязь.
— Что происходит? — простонал он. — Что это?
— Жатва, — пробормотал Флит. — Третья жатва…
Глава четвертая. Перевал
«Дошедший до края падает с него. Недошедший — падает там, куда дошел. Где упал — там и край».
Пленники начали приходить в себя раньше тюремщиков. Зашевелились, зазвенели оковами и почти сразу принялись собирать собственную жатву. Мстить истязателям и грабить, убивать лежащих в глубоком обмороке стражников. Заскрежетало оружие, полилась кровь. Лю Чен, выходя из ворот замка, с презрением плюнул под ноги.
— Звери…
— Люди, — ответил Ло Фенг. Непонятная слабость охватила его. Словно все его силы таились в срезанных волосах. Будто он вышел из битвы, которая продолжалась несколько дней, но устал он не так, как устает воин после тяжкой работы, а как устают сотни воинов. Все те, чей дух хранился в теле бывшего воина покоя. Остановившись на мосту через бурный Уруз, Ло Фенг мгновение смотрел в его тугие струи, удивляясь странному желанию броситься в холодную воду, потирая грудь, которую жгло огнем, затем поднял взгляд. В окне надвратной башни белело испуганное лицо трубача. «Не вздумай», — повел подбородком эйконец. Испуг на лице фриза сменился ужасом, и трубач исчез.
— Куда мы теперь? — спросил Лю Чен, ощупывая поврежденную руку.
— Домой, — поправил завернутый в мешковину тяжелый фальшион Ло Фенг. — Сколько ты извлек жертвенных камней из тел братьев?