Тени Богов. Искупление

— Не знаю, — она глубоко вздохнула. — Нас тринадцать, но еще кто-то словно невидимые крылья, реющие в высоте. Словно хищная стрекоза, подрагивающая в хитиновой куколке. Смертоносный меч, зреющий в стальной болванке. Но главное не это. У меня начали потеть кончики пальцев. От ужаса. Точно так же, как и тогда. Не здесь, а там. Где все началось и все кончилось. Где нас уже нет. Перед Исходом[30].

— Всего лишь это? Кончики пальцев и все? Да ты сошла с ума.

— Всего лишь, — прошептала она.

Хопер посмотрел на собственную ладонь, протянул руку и коснулся прядей Аммы. Ее белые волосы прилипли к его пальцам и потянулись за ними, как взбитый шерстяной пух. Хопер замер.

— Ты чего-то не договариваешь, — наконец произнес он.

Амма не ответила ему. Хопер поклонился ей, развернулся и пошел прочь.

— Почему ты никак не успокоишься? — крикнула она ему вслед.

— Хочу сам распоряжаться своей судьбой! — донеслось в ответ.

— Будь осторожен! Не забирайся слишком высоко! Тебя ждет беда на высоте!

— Какая беда?

— Не знаю. Что-то с рукой и сердцем. Что-то черное. И невыносимая боль.

Глава первая. Альбиус

«Обещанное настанет, потому что обещано не тебе».

Пророк Ананаэл[31] «Каменный завет»[32]

Излет первого месяца весны считался весной даже в предгорьях. Холодный ветер порой заряжал мокрым снегом, но надолго его не хватало. Из облаков выбиралось солнце и день за днем прогревало городок Альбиус со всеми его стенами и башнями, крышами и площадями, улочками и крохотными садиками. Усердие приносило плоды; еще вчера в укромных переулках и у главных ворот лежали грязные сугробы, а сегодня от них не осталось и следа. Конечно, и городские уборщики не покладали рук, и бургомистр Альбиуса сорвал голос не просто так, но где бы они были, если бы не солнце? Огибающий городскую стену Манназ все еще тащил в упругих струях куски льда, горы, отливая зеленью молодой травы только к подошвам, сияли снежной белизной, деревья топорщили голые ветви, девичьи плечи от холодной свежести спасала только стеганая куртка, но весна уже перешагнула порог. Одно было неясно, отчего и небо, и горы, и свежесть — все это казалось подобным тонкой струне, что должна лопнуть с минуты на минуту? Может быть, из-за прекрасной черноволосой незнакомки, что с удивлением поймала восхищенный взгляд шестнадцатилетней девчонки и ответила ей улыбкой? Ладная, с распущенными волосами, не дитя, но и не мать, чистая, как вода в горном ручье. Откуда этакое чудо в Альбиусе?

На ярмарочной площади стоял гул, торговцы призывали то ли покупателей, то ли теплое лето, зеваки из окрестных деревень судорожно сжимали в кулаках тощие кошельки, лоточники тыкались друг в друга корзинами и казалось, что только Торн Бренин[33] — тронутый сединой капитан королевской стражи в отставке и добровольный попечитель альбиусской роты стрелков — точно знает, куда и зачем он направляется. Горожане расступались перед ним словно воды Манназа под килем берканской ладьи, и следовавшая за отцом темноглазая Гледа могла крутить головой, вовсе не опасаясь не только карманного воришки, но и случайного, а то и неслучайного тычка или щипка. Впрочем, последнее ее скорее огорчало, чем радовало, потому как было ей чем ответить на подобное посягательство; не все же махать деревянной палкой, обучая молодых увальней фехтованию, да сбивать кулаки о ровесников из будущих воинов? Признаться, все это ее забавляло целых три года, но уже начинало надоедать… Вот ведь незадача! Где же прекрасная незнакомка? Только что была перед глазами!

— Я вижу, капитан Бренин прибыл на ярмарку за подарком для прелестной женушки?

Между рядами в сторону ратуши двигался бургомистр. Стражник с корзиной подношений тащился сзади, а сам барон Троббель[34] — седой старик, напоминающий выросший в каменистом грунте корнеплод, — покачивался с ноги на ногу и между делом высматривал вокруг себя что-нибудь полезное, требующее его доброго или недоброго покровительства.

— С чего вы взяли, господин бургомистр? — спрятал в бороде улыбку Торн.

— Альбуис не самый большой город, — подмигнул дочери Торна Троббель. — Капитанов королевской гвардии в нем — раз, два и обчелся. А женушек у них и того меньше. И лишь у одной из них день рождения на праздник весеннего равноденствия. Так что, считай, что вечерний фейерверк будет вспыхивать и для твоей Лики[35], капитан.

— Я передам ей, господин бургомистр, — склонил голову Торн вслед бургомистру. — Можем ли мы надеяться на ваш визит?

— Конечно! — обернулся Троббель. — Но не сегодня. Боюсь, что сегодня мне будет не до визитов. Но я не прощаюсь, капитан! Вечером загляну в кабак у южных ворот! Заваливайтесь вместе с Кригером[36]!

— Непременно! — отозвался Торн и добавил, когда Троббель отдалился на десяток шагов. — Хотел бы я быть столь же бодрым, когда мне стукнет восемьдесят четыре…

— Это случится через тридцать один год, — зевнула Гледа. — Мне тогда стукнет… почти сорок восемь? Святые боги! Да я буду уже старухой!