Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны

Варя могла бы уже и не писать это сочинение. В подвале стоят сумки — мама собрала. Они уезжают сегодня вечером. Варя будет учиться дальше — там, где над головой не стреляют, в настоящей школе. Там в классах будут целые стекла, парты — может, старенькие, но это все равно хорошо. А может, даже и новые. Там будут девчонки-подружки. Может, даже Катя. Маша, Алена…

За окном бухает. Варя не вздрагивает — в этот раз далеко, в этот раз нестрашно. Она ставит последнюю точку и уступает место Женьке. Приготовить тетрадки, сложить пенал в свою сумку.

Софья Павловна приходит раньше обычного. Но сочинение уже готово. Она бросает взгляд на сумки, обнимает Варю. Учительница говорит много разных слов про то, что у Вари обязательно все получится в новой школе, что у нее обязательно будет много друзей. Варе и грустно, и немного боязно, и интересно — как там будет, в России. Софья Павловна пишет свой адрес на бумажке — пусть Варя отправит ей письмо, когда освоится на новом месте.

Немолодая учительница успевает прийти домой до того, как начинают стрелять по посёлку. Хорошо, что она сегодня вышла раньше. В своем подвале она склоняется над тетрадками. Сочинение Вари можно было и не проверять, ведь девочка скоро уедет, но учительнице хотелось его увидеть

Немолодая учительница успевает и вывести красивую, аккуратную пятерку — Варя очень старалась, и сочинение вышло и вправду хорошим. Успевает проверить до того, как узнает, что ее ученицы больше нет. В дом, где жила Варя, попал реактивный снаряд, и на этот раз подвал не смог спасти своих обитателей.

Маленький городок, где жила Варя, действительно был очень уютным и красивым. И в нём никогда не было ни одного военного объекта.

Три мандарина

— Кто нажмет на красный нос, у меня большой вопрос! — пропел Бим-Бом, прихлопывая себя ладонями по животу, словно аккомпанируя на барабане. Тоненькая детская ручка потянулась к носу, но — оп! — клоун уже отклонился от Дани и дунул в крошку-трубу. Ту-ру-ру! Мальчик захихикал, довольный шуткой.

— Нос не дался Дане. Поймает нос мой Ваня? — спросил клоун и наклонился вновь. Хитренькие искорки заплясали в глазах мальчугана. Влево! Вправо! Всякий раз Бим-Бом оказывался проворнее. Клоун надул щеки и показал пальцами, чтобы и Ваня тоже надул.

— Пф-ф! — Клоун хлопнул по Ваниным щекам, и воздух со звуком вырвался в комнату. Ваня радостно хохотнул.

— Очень-очень хитрый нос, его поймай, Александрос? — Бим-Бом подался к Сашке, и тот вдруг поймал. — Какой ловкий мальчик! Отдай мне мой нос, а я за это покажу, как умею жонглировать.

И клоун со своим носом вновь вернулся на середину комнаты, вытащил из необъятных карманов мандарины, лихо закрутил их в воздухе, самодовольно улыбаясь и раскланиваясь, встал на одну ногу, но потом вдруг зашатался, закачался на этой ноге и плюхнулся на пол, а мандарины, взвившись в воздух, попадали к детям. Маленькая публика дружно рассмеялась, а клоун, сделав сконфуженное лицо, задом попятился из комнаты, словно краб, отсалютовал сестричкам на посте и направился в следующую палату.

— Вот же человек… — сказала одна из сестёр.

— И не говори! — согласилась вторая.

Эти дети… Эти дети прибыли оттуда, откуда многие не возвращаются. Даня, ловивший одной рукой клоунский нос, не имел второй: они играли на улице, и его сестра подобрала «лепесток» — тогда он еще не знал, что это такое. Сестра погибла на месте, а Даня очнулся в реанимации без руки. Ваня, Сашка, Андрюша… У них у всех чего-то не было — руки или ноги. Такая уж была палата. Одна из палат в одной из больниц одного из русских городов, где лежали на реабилитации дети Донбасса. «У обычных детей не бывает выпавшего молочного зуба или десятой по счету машинки, а у них…» — думала Валентина Михайловна.

Она смотрела все сводки. Все новости, каналы. На одном из них с ужасом обнаружила их зеленый жигуленок. Сначала не поверила. Развороченный снарядом кузов, погнутый и разверстый багажник, из которого разметало сумки, Олечкины кофточки, платья, медвежонка Пашку. И три мандарина, Олечка очень их любила. Три мандарина, странным образом уцелевшие в этой мясорубке. Они аккуратно выкатились и остановились неподалеку от жигуленка, предательски целые.

Потом ей позвонили и сказали то, что Валентина Михайловна и так уже знала. Знала, что их больше нет. Ни Оленьки, ни Вадика, ни мамы. На память о них остались только три мандарина.

В то время Валентина Михайловна играла в Донецком драмтеатре. Роли, конечно, доставались второстепенные, но и актрисой она была еще только молодой, начинающей. Впереди была целая жизнь, она собиралась добиться всего и однажды увидеть собственное имя в центре афиши.

А потом случилась война. Точнее, война в сердцах людей случилась уже давно. И то, что вместо косых взглядов и лозунгов в них полетели снаряды, было страшно, ужасно страшно на самом деле, но… совсем неудивительно.