— Найдется кому прикрыть, — ответил Георгий. — Кому сказал — отступай! Спасай вверенное тебе имущество! Быстро, пока не наподдал…
…покрытый толстым слоем цемента, безбашенный «хетцер» казался каким-то болотным чудищем, крокодилом, вылезшим из вековой трясины, чтобы отведать человечины.
«Сейчас ты у меня наешься, — зло думал Георгий, сжимая в руке связку гранат, — подползи только поближе, подлюка…»
Взять такую самоходку связкой гранат было непросто — слишком толстая броня, еще и покрытая сверху цементом. Но хороший охотник знает, что у любого зверя есть уязвимые места…
Сгущающиеся сумерки добавляли шансов Георгию, но… на войне как на войне. Когда ему показалось, что пришло время, когда он, распрямившись, как пружина, приготовился для броска — что-то обожгло его руку, потом бок, бедро, отбросило назад… он бросил гранаты, но видел уже, что без толку — недолет, да и в сторону увела его бросок раненая рука…
Он упал, попытался привстать, и завалился на бок от жгучей боли справа. Он видел надвигающуюся на него громаду «хетцера» и понимал, что из САУ его тоже видят… видят и специально двигаются так, чтобы подмять его, намотать на гусеницы.
Ба-бах! — и на морде «хетцера», там, где торчит хобот орудия, расцветает цветок из пламени. Машина даже вздрагивает, она не просто останавливается, она даже подается назад, словно огретая огромным небесным молотом. Чуть извернувшись, Георгий видит за своей спиной нечто огромное и не сразу понимает, что это. И лишь теряя сознание, он осознает, что его противника приговорила наша противотанковая самоходка. А это значит, что начался контрудар и немцы не сумеют прорвать нашу оборону.
Теперь можно было и умереть…
* * *
— Но когда наш герой решил, что ему конец, его судьба изменилась. Когда враг отступил и поле боя опустело, рядом с телом воина на землю опустился ангел.
— Ангел? — бормочет Борька. — Деда, ты видел ангела?
— Видел, — улыбается Георгий Петрович, — конечно, видел. А ты знаешь, кем был этот ангел?
— Нет.
Георгий Петрович не может понять, спит ли Борька. По всему выходит, что спит — дыхание ровное, глазки закрыты, — а отвечает всегда впопад, хоть и в полусне.
— Твоей прабабушкой, — отвечает Борис Петрович с грустью. — Вот так.
Он очнулся от боли и холода. Его тело словно стало ареной битвы льда и пламени — простреленные рука, бок и бедро горели, словно на них опустили раскалённое железо; другой бок замерз, буквально закоченел.
Потом он почувствовал, что его куда-то волочат.
Он попытался что-то сказать, но из горла вырывался только хриплый клёкот, словно там ключом закипал кипяток.
— Тише, — ответил ему голос, похожий на звон ледяных колокольчиков, — не говорите, пожалуйста. Вам нельзя, кажется, у вас лёгкое прострелено.