Его второй номер признался ему, что приписал себе год, чтобы уйти на фронт. Худой большеглазый мальчишка с пушком над верхней губой — таким был сам Георгий два года назад, когда думал, что останется навек под неизвестной деревушкой на берегу Припяти.
Вася — так звали его второго номера — рассказал об этом, когда они вдвоем долбили саперными лопатками мерзлую землю у станицы Чирской. За спиной был Сталинград с миллионом окруженных, но еще не сдавшихся фашистов, а прямо на них двигались танки сорок восьмого немецкого корпуса. В ответ Георгий рассказал ему свою историю. А потом начался ад.
Патронов у них было побольше, а против пехоты у Васи был ППШ — пистолет-пулемет, косивший настырных гитлеровцев не хуже станкового «максима», но только на близком расстоянии. Но и противник оказался зубастым — старые знакомые, Pz-IV, которые уже не считались тяжелыми, обзавелись более толстой шкурой; на них навесили дополнительную броню, и подстрелить такого зверя было уже совсем непросто.
Удар был мощным; их оборону смяли, заставив отступать, но отступали они, огрызаясь. То и дело, укрывшись за ненадежной защитой снежного намета, скрывавшего какой-то куст или пень, они внезапно стреляли в борт вырвавшемуся, как ему казалось, на простор немецкому танку. Но силы все равно были не равны. Одна за одной замолкали батареи «сорокапяток», бывшие основой их обороны, и немцы все глубже и глубже вклинивались в расположение наших частей, продавливая оборону, чтобы пробить коридор к своим окруженным соратникам.
Георгий знал, что допустить прорыв нельзя. Знал он и то, что все зависит от каждого бойца, в том числе от него лично. И с методичной настойчивостью он петлял, то отступая, то выдвигаясь вперед, выбирая новые позиции, стреляя…
Пока не кончились патроны.
— Вот что, Вася, — сказал Георгий, закуривая, — дело пахнет керосином. Мой тебе приказ — бери ружье и тащись в тыл. Стрелять… эх, некогда мне тебя учить было, но глаз, вижу, у тебя наметанный, без меня научишься.
— А в-вы… — У Васи зуб на зуб не попадал; Георгий решил, что от холода, на вид парень был не из пугливых, а морозец стоял январский.
— А я для наших немецких гостей пару гостинцев припас, — ответил Георгий, распахивая полу ватника, под которой на кожаной петле была подвешена связка гранат, немецких, на одной общей деревянной рукояти. — Не терпится угостить фрицев их собственным лакомством.
— В-вот что, — сказал Вася, — я в-вас не оставлю. Кто ж вас прикроет в бою?