Тени и зеркала (СИ)

Теперь здесь всё было иначе, во вкусе Дарета: помпезные гобелены на стенах — в основном со сценами поединков, почерневшие серебряные канделябры вместо факелов, начищенные до блеска ручки у грязных дверей… Альен поднимался по витой лестнице следом за Морой (она рвалась проводить его, хотя он сам прекрасно помнил дорогу), вдыхая удушливо-сладкую вонь её духов, и думал, что Дарет, видимо, совсем не изменился. Если Горо, отбросив шелуху братских нежностей, он мог бы назвать посредственностью, то Дарета — посредственностью, которая посвящает жизнь тщетной борьбе с собственной сутью. Альен знал это, понимая, что в таких мыслях нет ничего похвального. Иногда нелюбовь к братьям ещё вызывала в нём уколы совести, но с годами они становились всё слабее — словно затихающее эхо. Сам он предпочитал думать, что узы духа определяются не кровью и общей крышей.

— Вот здесь, — Мора, слегка запыхавшись, обернулась к Альену на одном из пролётов и чуть не налетела на него. Сразу, конечно, жутко смутилась и рассыпалась в извинениях.

— Ничего, — с сухой усмешкой сказал Альен, придержав её за талию. И вдруг обнаружил, что рядом с этой дамочкой ему как-то проблематично думать об «узах духа»…

— Только Дарет… Я не предупредила Вас, милорд, — прошептала она, толкая тяжёлую дверь. — Он не хотел, чтоб Вы знали заранее… Прошу Вас, помягче… То есть… Он всё ещё переживает.

И, задохнувшись в смятении, убежала — наверняка ублажать трескотнёй старика-лорда. Альен сначала ничего не понял из её оговорок, но всё же догадался раньше, чем увидел брата. Так вот почему тот не спустился вчера встретить его — а вовсе не из-за старой злости…

Дарет полулежал на огромной кровати, опираясь спиной о груду подушек, под шерстяным одеялом — хотя камин был жарко натоплен, а в небольшой комнате стояла жара. Он выглядел, вопреки годам, ещё старше Горо, вместо густой тёмной шевелюры на голове появилась плешь, а на впалые щёки было больно смотреть. Худоба его вообще поражала: даже у голодных бродяг Альен редко встречал такие по-птичьи торчащие ключицы и кости рук. А судя по пышущим здоровьем Горо, Алисии и Море, в Кинбралане отнюдь не голод.

В отличие от разорённых альсунгцами деревень.

— Альен! — слабым голосом воскликнул Дарет, откладывая книгу. — Поверить не могу, что мы снова увиделись!.. Подойди, дай обнять тебя.

Он с усилием приподнялся навстречу, но нижняя часть тела осталась неподвижной; это не укрылось от Альена. Принуждённо улыбаясь, он присел на край постели. На прикроватном столике ждал заботливо собранный, но нетронутый завтрак: ветчина, хлеб, вино и поздние фрукты, — но теперь совершенно не манил.

— Ты… болен, Дарет? — тихо спросил Альен, наблюдая, как вымученная радость испаряется с худого лица. Лучше уж обговорить это сразу, чтобы потом не травить. — Мне ничего не писали, я не знал.

— Ноги отказали, — Дарет кивнул на них, как на что-то неодушевлённое. — Через неделю после свадьбы, можешь себе представить?… Вот так теперь… Калека. Прямо как дядя Эдингар, помнишь его?…

— Нужно было сообщить мне, — помедлив, сказал Альен; в нём закипал новый приступ гнева на отца. — Я мог бы помочь. Правда. И Отражения могли бы.

— Конечно, ты мог бы, — Дарет горько улыбнулся. — Ты всегда всё мог… Самый умный из нас и самый смелый. Нет, не смейся — смелый не как Горо, а как положено… Ты всегда всё знал и умел настолько лучше всех нас — мы даже сомневались, человек ли ты, — он засмеялся, но как-то визгливо, а улыбка перешла в болезненную судорогу. Альена передёрнуло.

— Мы не об этом, Дарет. Я хочу сказать, целительная магия…

— Я понял. Ну что ж теперь, слишком поздно… — он кашлянул в кулак — крошечный, почти детский. — Отец приглашал тогда целителей из Академии… Это он-то, с его скаредностью! Не поскупился… Но не помогли они своими травками и растираньями. Хоть и корчили здесь почти месяц умные рожи… Тебя бы сюда, поиздеваться над ними. Хоть какое-то было бы мне удовольствие…

— А Эйвир и Мелдон? — спросил Альен после паузы. Он решил пока оставить эту тему: ноги лучше осмотреть позже, а уход обсудить с Морой и Алисией. — Я их тоже ещё не видел.

Дарет со вздохом потянулся и, взяв со стола толстую жёлтую грушу, лениво стал очищать её ножичком. Альен смотрел на тонкую ниточку кожуры, отстранённо понимая, что брату с ним очень не по себе.