Тени и зеркала (СИ)

Хелт многому научила его. Ей, по сути дела, и принадлежал этот план — только она сумела обставить всё так незаметно, что ни один государственный муж в Чертоге не сомневался в своих заслугах.

Подумав о Хелт, Конгвар подавил порыв обернуться и встал с колен. Спиной он чувствовал её взгляд — и напрягался, как подросток.

Жрец отступил, позволив ему подойти вплотную к воде. Белобрысый мальчик из свиты, дрожа от холода в лёгком плаще, подбежал с луком и колчаном стрел.

Конгвар натянул тетиву.

Взял стрелу. Задержал дыхание.

Он давно не стрелял из лука — пожалуй, пару лет, с последней соколиной охоты. И никогда не пользовался луком в бою. Неподходящее это оружие для воина королевской крови.

Но нужно убить невинное существо — а кто может быть невиннее птицы?…

Конгвар выбрал утку прямо в середине озера — самая спокойная из всех, почти неподвижная, она застыла серым пятном, уставившись в тёплую гладь. Потом, точно почуяв его прицел, встрепенулась, строптиво выгнув шею, заплескала крыльями по воде и неуклюже взлетела — отсюда неожиданно маленькая. Но Конгвар был опытным охотником: привык выслеживать добычу посреди леса или в горах, где её почти не видно; его было не спугнуть движением, особенно в таком открытом пространстве. Сжав зубы, он мысленно прикинул путь стрелы, учтя ветер — и мягко пустил её по высокой дуге…

Утка упала, сражённая под крыло; её собратья сразу подняли гам, в панике отплывая к берегам или взмывая в воздух. Из-за спины Конгвара раздались приветственные крики — так, будто он сделал что-то действительно важное. Он опустил лук, почему-то сразу ощутив бесконечную усталость, — и обернулся к ним, ожидавшим возле дороги, где лежал белый, точно сметана, почти не тронутый шагами снег.

К Конгвару подвели коня, но он не сразу заметил это. Он смотрел на Хелт, укутанную в светлую шубу так, что виднелись одни глаза. В окружении прислужниц она стояла под разлапистой сосной, и оттого глаза — он знал это — отливали зеленью.

Они попрощаются — попрощаются сегодня. Впервые она проводит его на войну как своего короля. На войну-месть за давние счёты. На войну-ложь.

Конгвар не знал, для кого Хелт мечтает завоевать Ти'арг — но уж точно не для него. Да и не хотел знать. Как не хотел знать о том времени, что она когда-то, до свадьбы с Форгвином, провела в Долине Отражений.

Дружинники потрясали мечами в его честь и всё кричали; кто-то даже колотил лезвием о щит, будто после захвата вражеской крепости. Конгвар выпрямился и вдел ногу в стремя. Это его путь — путь не просто воина, но короля, хочет он того или нет.

И уже поздно, так поздно останавливаться.

* * *

Несколько дней спустя они достигли границы — той извилистой черты, что на картах называлась Рекой Забвения и отделяла Альсунг от Ти'арга. Конгвару смутно помнилось, что когда-то на берегах Реки разгорелась такая кровавая битва, что её настоящее имя заменили на это — жестокое, но правдивое. Не осталось воды, чистой от крови, и в горах течение застопоривалось из-за гниющих трупов, цеплявшихся за камни.

По крайней мере, так пелось в песнях.

Отряд Конгвара встал недалеко от истока Реки — там, где ещё возможна была переправа вброд. Двое мечников из отряда раньше жили в горах и прекрасно их знали; они спланировали путь так, чтобы избежать наиболее крутых троп и больших высот. Конгвар знал их с тех пор, как у него ещё не начала пробиваться борода, и мог доверять им.

Здесь, в узкой ложбине меж двумя скалами, снег ещё не лежал. То есть лежал, конечно, но с точки зрения Конгвара — как и любого истинного северянина — эту жалкую воздушную паутинку можно было считать разве что неловкой попыткой изобразить снег. И немудрено: тут совсем близко к земле и совсем южно — весь Альсунг за спиной. Настоящая злобная зима бушует на вершинах — в краю вечных бурь и льдов; тут же просто ранняя холодная осень. В сказках, которые Конгвар слушал в детстве (позёвывая: часто северные сказки казались ему слишком мрачными и скучными), это объяснялось близостью к небу.

Река Забвения в этой ложбине напоминала скорее широкий ручей, чем реку. Она шумела в своём каменистом русле, свирепо бросаясь с невысоких порожков, а Конгвар стоял так близко, что ледяные брызги иногда долетали до лица — или до морды коня, заставляя его свирепо фыркать и прядать ушами.

Конгвар любовно потрепал коня по чёрной гриве. Из богатых конюшен Чертога этот был его любимым. Сам он предпочитал не давать имена лошадям, чтобы не привязываться к ним слишком в случае чего, но дружинники прозвали коня Счастливым — за белую звёздочку на лбу. Конгвар и сам тайком верил, что он приносит удачу.

— Их всего пятеро, мой король, — тихо сказал Уддин, один из их проводников, чуть наклонившись к Конгвару из седла. Он остановил лошадь чуть левее и теперь деловито оглядывал ложбину, сощурив умные светлые глаза.