Тени и зеркала (СИ)

— Я и так слишком долго его удерживал, — отряхивая колени от каменной крошки, Альен невольно зевнул. — А теперь, ради всех богов, духов и алтарей, отведи меня куда-нибудь, где можно уснуть. Боюсь, от моей магии сейчас мало проку. А ваш безумный обычай с поединком выкачал всё, что во мне оставалось.

Бадвагур поглядел на него сочувственно.

— Ничего. Стряпня моей матери и наши настойки быстро вернут тебя к жизни.

* * *

Дом семьи Бадвагура был маленьким, в две комнаты, и чистым, но не очень уютным — возможно, из-за обилия камня и железа, к которому Альен пока не мог привыкнуть. Его, впрочем, немного скрашивали круглые окна с весёлыми витражными стёклами — такие разрисовывали тусклое внутреннее убранство многих строений Гха'а.

Отец Бадвагура — крепкий, суровый агх с проседью в бороде — вернулся позже и, сняв кузнечный кожаный фартук, холодно обнял сына. При этом он мало изменился в лице — лишь на плечи словно надавила ещё большая усталость. Его старший сын не явился вообще — как объяснили Альену, нёс караул «на поверхности».

Пока Бадвагур за ужином отвечал на многословные расспросы матери, отец молчал, тщательно пережёвывая жёсткую, обильно политую каким-то жирным соусом козлятину. Мать — первая женщина из народа агхов, встреченная Альеном, — вроде бы и обрадовалась возвращению резчика, но её настроение несколько раз за вечер совершило бешеные скачки, не стесняясь присутствия постороннего. Низкорослая, с широкой грудью, изуродованными работой руками и присущим агхам квадратным лицом, она, тем не менее, когда-то явно была по-своему красива. Отливала тёмным золотом её тяжёлая коса, уложенная в замысловатую причёску, а густая тень от ресниц набегала на глаза с необычным разрезом — точно таким, как у Бадвагура.

Агха не особенно вникала в то, кто такой Альен и зачем вообще её сын искал его. Она лишь посматривала на него с эдаким доброжелательным презрением и лёгким любопытством, зато задала уйму вопросов о жизни на равнинах (на своём языке, пользуясь переводом сына: она не знала ни ти'аргского, ни дорелийского). Правда ли, что колдовству учат люди с одинаковыми глазами, «эти странные зеркальщики»? Что дома из камня в человеческих поселениях — знак достатка? Что где-то далеко на юге есть степное королевство, жители которого чуть ли не всё время проводят в седле? Это ведь так опасно, лошади — «твари с норовом»…

Альен, как мог, терпеливо рассказывал ей о целебных источниках и ярмарках Дорелии, крестьянских бунтах и рыцарских турнирах, культах четырёх богов и Прародителя… Кузнец уже давно задремал, свесив на грудь громоздкую голову, а он всё говорил, поражаясь выдержке этой женщины. Вопросы, действительно важные в данный момент (о порождениях Хаоса в горах, о возможной войне Альсунга с Ти'аргом), её при этом будто не занимали.

Однако, когда она добралась до некромантии и обрядов с восковыми куколками, Бадвагур намекнул, что Альен устал с дороги и пора бы ему поспать. Намекнул мягко и с уважением (мать для любого агха всегда оставалась святыней и непререкаемым авторитетом), но решительно. Она не засуетилась смущённо, как повела бы себя людская женщина простой крови, но принялась застилать постель с ироничным и спокойным достоинством — точно дамочка-Отражение. Бадвагур с готовностью лёг на полу; Альен воспротивился было, но довольно вяло — в голове у него мутилось, словно после снадобий. Он уснул почти сразу и провалился в тяжёлый сон без сновидений.

* * *

Когда на следующее утро Бадвагур повёл Альена к той пещере, где всё случилось, они пошли мимо складов с зерном и оружием — по нижним, нежилым ярусам Гха'а. Здесь было значительно темнее и холоднее; от нутра горы словно отпочковывались вытянутые, приземистые строения с плоскими крышами и щелями-вентиляциями вместо окон. Скала была изрыта ходами и пещерами, как кожа прокажённого — язвами; из-за них она бугрилась и вздувалась изнутри.

Город агхов звенел и гудел над головой Альена, а он брёл — снова рядом с Бадвагуром, — глядя в землю и мысленно прошупывая пространство вокруг. Зеркало на поясе нагрелось и жгло даже сквозь ткань рубашки, алчной пиявкой прижимаясь к телу, напитываясь магией. Магию Альен чувствовал — в воздухе, камнях и железе; всё просто пропиталось ею. Она пульсировала в нём с каждым вдохом, вызывая лихорадочную лёгкость и знакомое головокружение. Особенно много её было где-то внизу — далеко под ногами, под сотнями пластов скальной породы. Там, в потаённых недрах земли, где клокотало древнее пламя, он видел самые яркие следы присутствия Хаоса — мерцающие всполохи, опасные и манящие.

И всё же что-то настораживало его. Как только Бадвагур кивнул на один из чёрных провалов, глухо уронив «Здесь», Альен понял, что именно.