Тени и зеркала (СИ)

…А наутро, проспав рассвет и отъезд лорда, Ривэн проснулся в замке в полном одиночестве. Хотя… Уже поднялись слуги, храпели опьяневшие за своим ужином рыцари, в конюшне пофыркивали лошади — за исключением нескольких, стойла которых пустовали. Пылились старые плащи и доспехи, развевались на башнях знамёна с рассечённым деревом, петух гордо расхаживал по курятнику, обречённый кухонному топорику. А зеркало в покоях леди Синны отражало пустоту — книгу с закладкой, флаконы духов, аккуратно заправленную постель под синим, расшитым звёздами пологом. Хозяйка же всего этого уже тряслась в седле, заливаясь счастливым смехом и задыхаясь от холодного ветра, бьющего в лицо. Бок о бок с беглянкой, погоняя несущуюся галопом лошадь, всматривался в даль Линтьель.

ГЛАВА XIX

Старые горы. Гха'а, город агхов

— Очень древняя рукопись, лорд Альен, — заметил чей-то тихий глубокий голос. Альен вздрогнул и поднял голову: лордом его звал только один из агхов.

Глаза уже привыкли к ужасному освещению в гномьем книгохранилище и к полустёртым письменам на разных языках — извилистую вязь сотен почерков становилось разбирать тем сложнее, чем старше попадались манускрипты, — так что Альен даже на мгновение зажмурился, увидев над собой бороду Далавара: словно посмотрел на снег, выйдя из помещения.

Правда, снега он уже несколько дней не видел. Неуместная мысль — заставляет вспомнить о том, что вокруг, вверху и внизу только напластования скальной породы, прошитые жилами шахт… А небо так далеко — холодное, пустое, осеннее. Осенью Альен всегда чувствовал себя во всех смыслах лучше обычного, но не придавал ей особого значения — зато оценил теперь, оказавшись глубоко под землёй, где день не отличить от ночи.

— Очень, вождь Далавар, — согласился Альен, трепетно проводя ладонью по пергаментной странице — серо-жёлтой, истончившейся, как старческая кожа. Пухлый фолиант со старомодными застёжками, инструктациями на обложке и довольно уродливыми, хоть и яркими миниатюрами занимал почти целый стол. Огромное книгохранилище агхов напоминало скорее один из складов, чем уютные библиотеки в людских замках и городах: книги, свитки и даже таблички совсем уж с незапамятных времён изнывали от влажности в каменных нишах.

Несколько стариков (видимо, уже не годных ни на что другое) должны были следить за архивами, но на самом деле редко здесь появлялись, разбивая расхожие фантазии о дисциплинированности агхов. С тех пор, как Альен понял, что магического очага в горах нет, он проводил тут почти всё время, наведываясь домой к Бадвагуру лишь чтобы поесть и поспать пару-тройку часов. Вечно пустое книгохранилище казалось ему ещё и отличной защитой от лишнего любопытства, но большинство агхов и без того обходили его стороной. Местная молодёжь хоть и косилась с интересом, усмехаясь его «гигантскому» росту, однако в разговоры никогда не вступала; агхи постарше сторонились со страхом или презрением, а женщин и детей Альен вообще видел только издали, не больше пары раз в день.

Альен привык к чему-то подобному, и нельзя сказать, чтобы это трогало его. Он вообще скоро понял, что суть гномьей жизни мало чем отличается от жизни людей или Отражений — кроме, разумеется, ритуалов и необычного бытового уклада, диктуемого телом горы. Агхи, правда, были куда трудолюбивее и чистоплотнее людей, да и магии боялись меньше (даром что сами от природы не могли иметь к ней никакого отношения); они преклонялись перед металлом и камнем, меньше разговаривали, не пьянели от хмельного и все поголовно могли иметь дело с оружием; их женщины были куда скромнее и почти не покидали домов. Однако на этом отличия, пожалуй, заканчивались. Во всех глазах — обычно близко посаженных, под тёмными кусистыми бровями и над крупным носом — Альен читал ненависть к себе. Только здесь к клеймам колдуна, лорда, некроманта и несколько необычно мыслящего добавлялось клеймо человека.

Но у него было слишком мало времени, чтобы думать об отношении агхов, наблюдать за ними или лить слёзы над их бедой. Он непрерывно, даже во сне, прощупывал магическое поле, выявлял бреши, возился с обрядами и заклятиями, пытаясь найти очаг. Альен уже почти не мог спать, окончательно перестал следить за собой (выглядел он, наверное, хуже вечно голодных призраков из студенческих баек Академии) и иногда язвительно отмечал, что Нитлот наверняка одобрил бы такое бескорыстное служение человечеству — и даже не только человечеству… Бадвагур смотрел на него сочувственно и ничего не говорил — только подкладывал за обедом куски мяса помягче. Втайне от матери, которой это явно было не по душе.

Хаос заполнял Альена: он чувствовал себя кувшином, налитым им по самую пробку. Всё здесь было в Хаосе и в липкой паутине чёрной магии — и он разматывал её, тщетно стремясь к началу. Загадки накапливались, а ответы не находились. Всё чаще Альена мучил соблазн обратиться к той власти, которую он приобрёл над просочившимися в Обетованное силами: память о крылатом создании с кинжалом не давала ему покоя. «Хозяин», — сказало оно тогда. Хозяин… Значит ли это?…