Тени и зеркала (СИ)

Услышав о восьмидесяти годах, Альен не сразу вспомнил, сколько живут агхи, и слегка удивился. Впрочем, сейчас некогда об этом задумываться… Он машинально стиснул зеркало на поясе.

Значит, за ним следят, и следят постоянно. Любая свобода — просто красивая сказка, даже под землёй.

— Я действительно не нашёл источника, который был мне нужен, — сухо признал он. — Того разрыва, который надеялся закрыть. Он не в ваших горах, а где-то ещё, и я пытаюсь выяснить, где именно.

— Выяснить через наши переведённые летописи и протоколы людских турниров? — уточнил старик, и в мелодичном голосе вдруг послышалась такая безмерная усталость, что Альен ощутил нечто вроде родства с ним. Он промолчал. А что можно было сказать? «Простите, но разрыв так далеко, что отсюда я не чувствую его, и мне нужно оставить вас»? «Тени Хаоса, ваши Саагхеш могут вернуться и превратиться в ещё более кровожадных тварей, но вы не волнуйтесь, это решаемо»? Или вообще броситься головой вниз: «Я пытаюсь решить одну личную проблему, чтобы потом думать только об изгнании Хаоса»?…

Личную проблему. О небо, как пошло и мелко звучит.

— Драконы, — обронил он, наплевав на все страхи. Ему просто надоело бояться. Ему ли бояться — тому, кого Хаос зовёт своим Хозяином?… — Я ищу записи о драконах, все упоминания о том, как и когда они исчезли из Обетованного, что с ними произошло и кем они были, кроме чудовищ из песен. Не спрашивайте меня, зачем. Мне это нужно. Если нельзя, отпустите меня. Или убейте.

«Если сможете».

Далавар долго молчал — так долго, что Альену начал слышаться шорох в невидимых песочных часах. Потом произнёс, огладив белую бороду:

— Катхаган свидетель, лорд Кинбраланский, я не хочу тебе зла. Но ты должен понимать, что я ответственен за свой народ. Они испуганы и покинуты. Ты был их последней надеждой.

— Я понимаю.

— Нет, ты не всё понимаешь… — и прибавил, будто через силу: — На поверхности большая война. Мы должны поговорить об этом.

Что-то противно сжалось внутри: Альену вспомнились все слухи в Пустоши и Предгорьях, все выкрики Нитлота и туманные намёки Бадвагура… Война. Что это значит — Альсунг снова напал на Ти'арг?

И безотчётно, почти против воли, он представил Кинбралан — как представляют смертельную болезнь, засевшую внутри тела. Нечто ненавистное — и нечто такое, от чего избавишься лишь вместе с последним вздохом.

Северяне в дряхлом Кинбралане, который и крепостью-то назвать давно нельзя, в котором уже не осталось, наверное, ни одного рыцаря или солдата… Проклятье, да они же превратят его в груду камней, если доберутся в глубь Ти'арга. Альен внезапно понял, что вместо книжных корешков перед глазами у него качается разноцветное марево.

— Вижу, тебе нехорошо, — глухо донёсся до него голос Далавара. — Встретимся сегодня на третьем ярусе, прямо под кузницей Котра. Я буду ждать тебя после вечернего гонга — в простых доспехах, чтобы меня не узнали. И всё расскажу тебе: что-то неволит меня — может, твоё колдовство… Но знай, человек, я не должен этого делать.

* * *

После протяжного удара вечернего гонга, отмечавшего невидимый в Гха'а закат, Альен выскользнул из дома Бадвагура, никем не замеченный. Сам резчик, посвистывая, корпел над работой и не обращал внимания ни на что вокруг; его грозная матушка как раз удалилась зачем-то в кладовку, а вот к старому Котру пришлось применить простенькое заклятие отвода глаз. Снаружи один за другим гасли зеленоватые и голубые фонари, всюду запирались двери и ставни, смолкала гортанная речь, из шахт подвозили последние вагонетки: гора возвращала своих уставших за день детей. Затихал и негромкий скрежет исполинских лифтов — Альен уже знал, что на ночь их останавливают, и двинулся вниз пешком. Он крался исключительно по тени и так тихо, как только может человек, долго проживший в лесу, но всё равно не был уверен, что его не заметили. Трудно не узнать прохожего, если он в полтора раза выше самых рослых жителей города…

А ещё и не носит бороду, с усмешкой добавил Альен про себя и запахнулся в плащ. Сбегая по железным лестницам, он даже ребячески пересчитал шёпотом ступени — такое нетерпение переполняло его.

Что ж — сегодня ночью он или умрёт, или узнает наконец правду. По крайней мере, всю возможную правду. Ради этого стоит поспешить.

Далавар ждал его на условленном месте — в полном одиночестве. Альен мысленно оценил его храбрость и доверие: он и без всякой магии, пожалуй, представлял для агха угрозу.

— Я пришёл, вождь Далавар. Да хранят тебя камни, — поприветствовал он его по-ти'аргски, но максимально вежливым тоном.

— Пусть твой молот не подведёт тебя, — отозвался Далавар, как было положено, видимо не очень задумываясь о смысле слов. Он явно волновался: морщинистое лицо в полумраке почти сливалось с белоснежной бородой. Присмотревшись, Альен увидел на нём доспехи с фигурными позолоченными вставками, отороченные мехом сапоги из красной кожи — и чуть не расхохотался язвительно: ох уж эта гномья помпезность… Им лучше даже не пытаться выглядеть неприметно.