Он не говорил больше с вождями кланов — да и вообще ни с кем особенно не говорил, помня предупреждение Кетхи. Во всех углах таилась угроза и жажда мести: Альен кожей ощущал её. Он не мог признаться, что беспомощен и не сделает ничего для защиты агхов, оставшись здесь, — но и уйти просто так не мог, не докопавшись до сути происходящего. Он погрузился в древние записи — хроники, документы, жутковатые местные легенды, — хватаясь за всё, написанное на знакомых ему языках. Записи были родной для Альена стихией; он даже касался текстов на наречии агхов, припомнив, как занимался переводами в Академии и Долине. Когда-то ему это нравилось, и получалось неплохо; хотя Тейор, самый легкомысленный из магов Долины, иногда издевался над его попытками передать миншийскую поэзию, величая переводы то хромыми, то кривоногими. Утешало Альена тогда только то, что искусство Минши вообще трудно поддаётся переводу. Тейор же ценил хорошую шутку и стал первым в жизни Альена, в ком он зауважал это качество.
И, конечно же, не только (и не столько) нужды агхов держали Альена в их архивах. Он с внутренней дрожью чувствовал близость той самой, Главной Разгадки, и едва мог временами заставить себя ровно дышать, унимать бешено колотящееся сердце. В такие моменты он тревожно сравнивал себя с тем помешанным молодым вождём, Тингором. И находил, увы, слишком много сходства. Нужно как-то себя сдерживать.
Но сдерживать себя было сложно, когда прямо под пальцами, под золотыми обрезами и миниатюрами, которые он всегда любил разглядывать, оказывалось столько сведений о драконах. И о том, что окружало драконов. Он должен, обязан решить эту задачу — свою задачу, которая так прихотливо вплелась в контуры общей…
Альен не встречался с Далаваром с того дня, как пришёл в Гха'а, да тот и не искал встречи с ним. Так что появление величавого старца в пустом архиве было как минимум неожиданным, а как максимум — опасным. Альен, не оглядываясь, мысленно прощупал пространство вокруг и не ощутил присутствия посторонних. Никого вооружённого, никаких магов. Спасибо уже и на этом.
Далавар опустился на каменную скамью рядом с ним, кутаясь в свой синий балахон. Огромные глаза смотрели по-прежнему печально — и не по-гномьи задумчиво. «Он совсем недавно потерял сына, — напомнил себе Альен. — И, в общем-то, по твоей вине. Перестань таращиться на него, как свинья на мясника».
Или как просвещённый волшебник на варвара-гнома, заросшего мхом под своими горами. Ну да ладно.
— Лучше, если нас не увидят вместе, — негромко сказал Далавар, почти сбиваясь на шёпот. Он теперь глядел в стол — тот был в самый раз для него, а вот Альен терпеливо сидел полубоком: колени не умещались под низкой столешницей. — Поэтому я ненадолго… Давно хотел поговорить с тобой наедине, Альен из Кинбралана, — он вздохнул. — Во-первых, спасибо, что откликнулся на нашу просьбу. Мне докладывают, что ты губишь себя, пытаясь помочь нам. Вы, люди, обычно так корыстны и продажны (уж прости, но вряд ли ты не согласен), что это дорогого стоит.
Докладывают?… Интересно, кто. Уж не отрешённый ли Котр, отец Бадвагура, или его глуповатый вояка-брат?
— Тут не за что благодарить. Пока я ничем не помог вам, — осторожно ответил Альен, как бы ненароком прикрывая книгу. Это была хроника первой войны за Феорн, непонятно как и когда попавшая сюда. На развороте, где он остановился, красовался грубо нарисованный, похожий на ужа-переростка дракон: дорелийский король восседал на чудище с поднятым мечом, пока оно увлечённо поливало огнём вражеское войско.
— И не поможешь, — добавил Далавар, поднимая глаза. — Ведь так?
Внезапный вопрос, что и говорить… По-плохому внезапный. Альен до боли закусил губу, стараясь побыстрее сориентироваться.
— Такого я не говорил…
— Брось, милорд волшебник. Я же вижу, что ты просто тянешь время. И не я один.
Прозвучало это совершенно спокойно, так что невозможно было понять — угроза или предостережение?… Альен пробежал глазами корешки книг в стене напротив, остановился на каком-то свитке, чтобы сосредоточиться. Если потребуется, он спасётся от Далавара, но не от его клана — и тем более не от всего города. И даже не выберется отсюда в одиночку, не зная подземных ходов и шахт.
Бадвагур?… Но Бадвагур не обязан больше ему помогать. У него своя жизнь, семья и резьба. Было бы низко втягивать его в свои неудачи.
— Ты набросился на наши рукописи, потому что не знаешь, что делать дальше, верно? — продолжал Далавар, переплетя короткие мозолистые пальцы. — Мы спрашивали Хранителей о том, что ты выбираешь, и до сих пор не можем понять, чего же ты хочешь добиться…
— Кто это «мы»? — резко перебил Альен, уже предугадывая ответ.
— Вожди кланов, — сказал Далавар. — Ты в Гха'а, волшебник. Ты не можешь распоряжаться в архивах без ведома агхов, даже если тебе так кажется… Наши летописи в переводах на ваши языки, песни, даже протоколы людских турниров… Что ты ищешь? Скажи — может, я сумел бы помочь тебе. Лет восемьдесят назад по вашему счёту я проводил здесь немало времени — и уверяю, что ни слова о магии ты не найдёшь.