Тени южных скал

— Слышите? Это рядом! Звук — это мотор!

Куртка осыпа́лась искрами в его руках, которые обжигали плечи и грудь обратившегося в слух Глеба. Он тоже теперь услышал перестук мотора среди шума волн. Набрал полную грудь воздуха и закричал:

— На помощь! Мы здесь! — Отдал остальным приказ: — Давайте все вместе! Ну же! По моей команде надо подать сигнал! На раз!

— Мы здесь! На помощь! Помогите! — Хор голосов разорвал нескончаемый плеск волн, взлетев криком отчаяния и надежды.

— Еще! Раз! — скомандовал капитан.

— Мы здесь! По-мо-ги-те! — Они повторяли эту мольбу несчетное количество раз, не обращая внимания на боль. Горло горело, как от огня, грудь сжимали спазмы от громкого крика; в холодной воде тела уже онемели, и всё же они скандировали без остановки:

— Мы здесь! Спа-си-те! — А звук мотора всё тарахтел в темноте.

Уже погас последний их факел; у обнаженных, измученных голодом людей, дрейфующих в ледяной воде, почти не оставалось сил. Шубин спустился в воду к своим товарищам, своему отряду, чтобы подставить плечо остальным. Они держались друг за друга, слились руками и пальцами, чтобы подарить последние капли силы, поддержать тех, кто плавал рядом. Голоса уже осипли от долгого крика, звуки становились с каждой минутой всё тише. Люди медленно угасали в воде, из последних сил взывая о помощи. Глеб тоже от холода ничего не видел перед собой. Всё тело сначала ломило и выкручивало, а теперь он перестал его ощущать. Только страшная боль в затылке от стужи вгрызалась внутрь. Он шевелил губами, не понимая, что уже не кричит, а беззвучно открывает рот. Смерть была уже совсем рядом. Еще четверть часа — и обессиленные люди пойдут ко дну и станут ее добычей. Как вдруг гул двигателя прорвался через пленку забытья. Глеб вскинулся и захрипел:

— Помогите! Помогите!

Как сквозь вату, он услышал, как затих двигатель, что-то тяжелое ударило о воду и весла с шумом начали загребать воду. Зычный голос с хрипотцой позвал из темноты:

— Эй, есть кто живой?

— Мы здесь! Помогите! — раздались людские голоса.

Голос был совсем близко — моряк на весельной лодке протянул руку и нащупал чье-то ледяное плечо, а потом — голову. Потянул на себя стылое тело, помогая несчастному забраться в лодку. Один, второй, третий. Цепочка из людских тел не кончалась под его руками. Моряк с удивлением протянул:

— Сколь же вас тут? Ох, ледяные, в камни уже превратились. Давайте доставлю сейчас на катер кого выловил, потом обратно!

Моряку пришлось сделать несколько рейсов, прежде чем все члены диверсионного отряда оказались на палубе маленького патрульного катера. Самым последним в лодке оказался Глеб Шубин. Он сжался в комок под порывами холодного ветра, который ледяными уколами раздирал замерзших людей, будто пытаясь превратить их в ледяные глыбы. Моряк греб, тяжело отдуваясь после стольких ходок от корабля к берегу и обратно. Он гудел миролюбиво, рассказывая, как патрульный катер заметил сигнал из бухты:

— Думал, привиделось, что ли: на этой стороне акватории часть немцев стои́т в поселке. А потом давай соображать, что недавно полыхали фрицы так, что и нам костер было видно. Старшина еще тогда говорил, что это диверсия, наши ликвидацию устроили. А в патруле, когда огонек ваш увидели, смекнули, что неспроста после диверсии вдруг маяк какой-то в скалах завелся. Ну напрямую-то не рискнули к поселку соваться: вдруг немцы ловушку устроили. Я на весла прыгнул и давай потихоньку грести, а огонек-то и пропал. Уже обратно хотел идти, но услышал крик, тихий, едва-едва слышный, будто котенок мяукает. Я поближе подплыл и слышу: ну наши же, русские — на помощь зовут. — Матрос радостно рассмеялся. — Ну, ребята, сколько же вас в воде было! Всех забрали? Пересчитать бы. Как же вы так долго-то в море выдержали, зима ведь. Голые, как камни, уже стылые и на живых людей-то не похожи. Ну ничего, согреем сейчас: у товарища старшины припасы спирта есть — кровь разогнать.

На палубе катера Шубин с трудом поднялся: тело казалось чужим, непослушным. Он еле выдавил из себя хриплым голосом:

— Отряд, построиться! Перекличка!

Измученные, ослабевшие донельзя члены диверсионного отряда тихими голосами принялись называть свои фамилии. Обнаженные, одетые лишь в тонкие подштанники, они заполнили всю палубу. Голоса их звучали тихо, но командир слышал каждую фамилию, вел про себя счет. Когда перекличка была закончена, засуетился широкоплечий седой старшина:

— Ну-ка, ребята, давай хлебай по очереди фронтовые для сугрева.