Читаем Тени незабытых предков полностью

Я оглянулась. Уют? В этом громадном, под зашивку набитом антиквариатом, хотя и вправду изящном, в тонком русско-французском вкусе обставленном дворце, который его хозяйка использовала в качестве весенне-осенней резиденции, а зимние и летние сезоны проводила в других своих многочисленных имениях и домах? Уют в этой запредельной ценности сокровищнице, раскинувшейся посреди садов в 25 акров, где тоже есть свои ландшафтные «музейные залы», используемые для сменных выставок – во французском стиле, в японском, в русском (называется, кстати, «Дача», в память о подмосковном доме, который полюбился)?.. А знаете, слово «уют» каким-то странным образом здесь уместилось, то есть оказалось вполне к месту. Было именно что уютно.

Мы стояли с моим собеседником в вестибюле. На стене, уходящей ввысь к многоярусной люстре из горного хрусталя, принадлежавшей некогда Людовику XVI, ослепляя своим великолепием французскую двухъярусную парадную лестницу, красовался парадный портрет императрицы Екатерины II кисти Дмитрия Левицкого. В полный рост. В белом одеянии, в плаще из горностая, Екатерина скипетром указует на бюст Петра Великого в нише. И портрет, и саму русскую императрицу, и эпоху, в которую та жила, госпожа Пост обожала, интересовалась мельчайшими подробностями ее жизни и всегда на нее равнялась. Как объяснил сотрудник музея, Екатерина II подарила картину британскому банкиру Генри Хоупу, своему финансовому советнику. В знак благодарности за финансовую помощь России во время русско-турецкой войны.

Справа, слева, напротив императрицы, в рамах размерами поменьше – другие, столь же величавые и высокородные персонажи эпохи: княгиня Дашкова, подруга и сподвижница (кисти Левицкого), будущий Павел I (немецкий художник Лукас Конрад Пфандцельт), Петр I, Николай II… И дальше – в анфиладе комнат – и «Боярский пир» Маковского, и портрет графини Самойловой и ее приемной дочери (Карл Брюллов), и венчальная диадема императрицы Александры Федоровны с розовым бриллиантом, и императорская корона династии Романовых, и сервизы и вазы Императорского фарфорового завода, и великолепная золотая чаша для причастия, которую Екатерина II заказала ювелиру Иверу Винфельдту Буху в 1791 году, и иконы, и ордена – всего не перечесть. Упомяну еще два уникальных пасхальных яйца с секретами-сюрпризами фирмы Фаберже (остальные имеющиеся в наличии яйца хиллвудской коллекции к творениям Фаберже не относятся и их фантастической ценности не имеют). Первая работа – «Гризайль», или «Екатерина Великая», – выполнена из горного хрусталя, золота и красной эмали, сюрпризом здесь являлась миниатюрная фигурка царицы в портшезе, который несли двое слуг. Говорят, если заводили «сюрприз» ключиком, все приходило в движение. Но «сюрприз» последней владелице не достался, пропал, и местонахождение его не известно. Сюрприз второй работы, названной «Двенадцать монограмм» и украшенной крупными бриллиантами, – в миниатюрных портретах Александра III на золотой подставке, в настоящее время также утраченных.

…В тот год, когда Марджори Мерриуэзер Пост, красавица, умница и наследница Postum Cereal Company, огромной американской индустрии «полезного для здоровья заменителя кофе из зерен пшеницы», столь же полезных овсяных и кукурузных хлопьев (cereal) и революционных для тех лет замороженных продуктов длительного хранения (frozen food), решилась в третий, но не в последний раз связать себя узами Гименея, она была уже немолода, но как и в молодости волшебно красива. К тому же отчаянно энергична, фантастически предприимчива и абсолютно уверена, что обязательно и полноправно (при ее-то «заводах, яхтах, самолетах») войдет в историю Соединенных Штатов Америки. Как минимум – строчкой. Как максимум… ну, кто же поручится за точность формулировки максимума для такой женщины, которую современники еще при жизни назовут «американской императрицей». Писательница Нэнси Рубин и книгу о ней так обозначила: «American Empress. The Life and Times of Marjorie Merriweather Post. New York: Villard Books, 1995». Книга, едва появившись в продаже, в одночасье стала в США бестселлером.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное