Нет, этот пассаж не о Марджори Мерриуэзер Пост, вернее, не только и не столько о ней. Госпожа Пост приобретала сокровища для себя, для своего будущего музея, о котором грезила, для своего собственного народа, которому в конце жизни все собранное подарила. За грезы она готова была щедро платить и удивлялась русским продавцам с их бросовыми ценами. Одна из богатейших женщин своего времени, она с иронией и даже с какой-то брезгливостью наблюдала за деятельностью коллекционеров-продавцов, да тех же братьев Хаммер, Арманда и Виктора, перепродающих шедевры Фаберже. Она их никому бы не отдала. Естественно, у Хаммеров всю эту красоту, всю эту роскошь покупала. Для себя. А коллекцию баснословной ценности завещала своей стране. Намечтанная ею «строчка в истории» в результате вылилась в музей, книги, фильмы – о ней, Марджори Мерриуэзер Пост, «американской императрице», покровительнице искусств.
Часть четвертая
Чему нас учит семья и школа? Очень личные истории от автора
Дудук – дело тонкое
Гипотеза шести рукопожатий, которую во второй половине прошлого века придумали, провернули оригинальный эксперимент и остроумно его интерпретировали два американских психолога Джеффри Трэверс и Стэнли Милгрэм, заключает в себе предположение, что каждый на земле опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек. Эксперимент был прост: людям из одного города дали 300 конвертов, которые надо было доставить конкретному адресату в другом городе. Конверты разрешили передавать только через знакомых и родственников.
В конечном итоге до адресата дошло 60 конвертов. Проанализировав полученные результаты, психологи пришли к выводу: каждое письмо в среднем прошло через пять человек. Поэтому гипотезу решено было перевести в разряд «Теории шести рукопожатий». Мне всегда хотелось найти подходящий случай, повспоминать, поразмышлять и проверить «теорию» на себе.
Случай подвернулся.
Начну с того, что мой дедушка, мамин отец, Сурен Суджян, родился в самом конце XIX века в Ахалцихе, небольшом грузинском городе в двадцати восьми километрах от курорта Абастумани. Семья деду досталась совсем небогатая и многодетная – семеро братьев и младшая сестра, роль которой для излагаемой мной ситуации примечательна тем, что впоследствии она стала бабушкой всемирно известного шансонье Шарля Азнавура. Однажды, набравшись терпения и проведя долгие и утомительные часы в подсчетах кто из родственников кому и кем в нашей семье приходится, я удивила саму себя выводом: мы с Азнавуром, которого, кстати, отродясь не видела, хотя и восхищаюсь тем, что он делал и как он это делал, приходимся друг другу, конечно, той еще седьмой водой на киселе, но все же троюродными кузеном и кузиной. А моя мама (с ним как раз знакомая), хоть и младше его годами – теткой.
Дедушка Сурен и шестеро его братьев, в отличие от сестры, в те далекие годы рано выданной замуж, жениться не спешили, а сделались музыкантами. Объединились в самодеятельный оркестр, распределили имеющиеся в доме инструменты (моему деду, предпоследнему по возрастному рангу, достались дудук и кларнет, которые по сей день хранятся в нашей семье) и стали играть на свадьбах, похоронах, народных гуляньях…
Потом годы и судьба разбросали «оркестрантов» по странам, городам, весям, один даже эмигрировал в США, и следы его там затерялись. А двое каким-то не совсем ясным для меня образом оказались вовлечены в «большую политику» и большую войну. Старший из братьев, Андраник, стал – так рассказывают родные – преданным соратником, телохранителем и правой рукой Андраника Озаняна, или, как его тогда все величали «Полководца Андраника» – видного политического деятеля и самого знаменитого лидера партии Дашнакцутюн, героя национально-освободительного движения армянского народа и генерал-майора русской армии. Мой дед, самый младший из братьев, какое-то время занимал при Андранике должность ординарца, то есть был у него на посылках, и в преклонном возрасте, когда дашнаки были уже под жесточайшим запретом, поплатился за это свободой: в 1949 году их с бабушкой отправили в бессрочную ссылку в глухую деревню на Алтае, из которой удалось вернуться домой семь лет спустя и лишь благодаря хрущевской оттепели. Постепенно из Грузии родители мамы переехали в Ереван, куда к тому времени перебрались три их дочери.
Дедушка переквалифицировался в маляра, ремонтировал горожанам квартиры, расписывал узорными трафаретами стены, а после работы играл на дудуке тягучие печальные мелодии, монотонно перебирал янтарные четки, дребезжащим фальцетом что-то напевая, и совсем не любил вспоминать бурлившую в нем некогда молодецкую удаль…
Впрочем, другой мой дед, со стороны папы, бравый кавалерист и удалец, вспоминал боевое красноармейское прошлое тоже вскользь и нечетко…