Тени прошлого (ЛП)

Люциус сидел в небольшой комнате, предназначенной только для членов семьи, в своем любимом кожаном кресле, развернутом сейчас в сторону окон. Рядом, на небольшом столике, стоял графин со столетним огневиски, по которому Люциус периодически нервно барабанил пальцами, и полупустой стакан. А чуть неподалеку лежала разбросанная стопка колдографий, сделанных за последние несколько недель: Элиас, он и Элиас, Элиас с Гермионой. Колдографии его неожиданного маленького семейства, общением с которым он наслаждался день ото дня все сильней и сильней.

«Итак… Я поцеловал ее и, возможно, совершил огромную ошибку…»

Люциус вспомнил, как вернулся с крыльца в дом: опершись руками о столешницу, Гермиона стояла на кухне, потом обернулась и негромко велела Элиасу идти укладываться спать. По-прежнему не произнося в адрес Люциуса ни единого слова, и делая вид, что его вообще нет рядом.

«Нет, конечно, я мог бы обратить на себя ее внимание, но не при мальчике же… И какова бы оказалась реакция, если б что-нибудь сказал ей?»

Малфой вдруг отчетливо вспомнил, как осторожно приоткрылись губы Гермионы, когда он начал целовать сильней. И как робко скользнул навстречу его собственному ее язык…

«Черт! Остается лишь надеяться, что она потрясена и шокирована, но… не испытывает отвращения к тому, что произошло. И ко мне…»

Люциус до сих пор не мог понять, что заставило его сделать это. Ведь была же минута, когда в нем проснулся прежний Малфой, умеющий не только защищаться, но и причинять боль едкими и острыми фразами. Произнесенными в нужный момент и бьющими противника по самому больному. И ему, тому Малфою, очень хотелось бросить этой маленькой неблагодарной ведьме нечто резкое и ядовитое. О том, как же чертовски ей повезло, что он (Люциус Малфой!) признал своим ее бастарда-полукровку, обстоятельства зачатия которого почти и не помнит. И даже решил, что будет заботиться о нем.

«Черт… вот это точно стало бы ошибкой! А еще — гнусной ложью. Потому что я бесконечно благодарен ей за Элиаса; за каждую минуту, проведенную с Элиасом, который лечит надломы моей души лучше любого зелья, прописанного целителем…»

Люциус вспомнил, какой видел ее на крыльце, когда молния сверкнула так ярко, что ночь превратилась в день. Горящие гневом глаза, румянец на щеках, грудь, которая заметно поднималась и опускалась от тяжелого и рваного дыхания. В тот миг каждая клеточка его тела будто срывалась в крик: «Дотронься до нее! Прикоснись, наконец, к этой женщине!»

«Хм… что, собственно, я и сделал. Теперь же остается лишь гадать: а что дальше?»

— С чего это ты сидишь здесь, да еще в темноте?

Услышав знакомый голос старшего сына, Люциус не удержал сдавленный смешок. Драко почти месяц после того памятного и тяжкого для обоих разговора откровенно игнорировал отца, даже не здороваясь. И Люциус не осуждал, понимая, какой болезненный удар нанес ему.

«Да уж… интересный момент ты выбрал, мой мальчик, чтобы заговорить с отцом. Уникальный даже…»

— Да так… Размышляю… — Люциус потянулся за бокалом и отхлебнул глоток.

— И как успехи?

Люциус услышал, как Драко приблизился и, щурясь от света стоящей неподалеку масляной лампы, искоса взглянул на старшего сына. Тот собрал разбросанные по столу колдографии и начал небрежно перебирать их. Люциус знал, что сейчас видит Драко. Вот крупным планом лицо Элиаса — улыбающееся и испачканное шоколадным мороженым. А вот Элиас машет им с глянцевого черного пони, катаясь на карусели. А сейчас, наверное, та, где Гермиона с Элиасом сидят на деревянных качелях позади их дома. И, наконец, он сам, опирающийся на деревянную спинку детской кроватки, лежащий с вытянутыми и скрещенными в лодыжках ногами, и Элиас, одетый в клетчатую пижамку и уже привычно подкатившийся ему под бок. Люциус помнил тот вечер — Гермиона сфотографировала их, когда он читал малышу большую книгу о странных существах от того же доктора Сьюза, который придумал Сэма с его зеленой едой. И до сих пор категорически отказывался понимать, зачем его сыну нужны эти дурацкие истории.

— Так это, стало быть, он? Тот самый…

— Элиас, его зовут Элиас. И это — он, твой младший брат, — с нажимом произнес Люциус и слегка повернулся, чтобы увидеть выражение лица Драко. — Который, кстати, очень похож на тебя.

— Я заметил, — губы Драко тронула невольная улыбка.

Последние недели он провел в мучительных размышлениях о том, что сделал отец. Вспоминал и ту ночь, когда Люциуса забрали под стражу, и он остался совершенно один в их огромном старом доме, пустом и неуютном. Находиться в мэноре не было ни сил, ни желания, и Драко отправился в Лондон, где в небольшом пабе долго и тщательно накачивался то виски, то пивом. А наутро проснулся в постели какой-то маглы, имени которой даже не помнил, и, быстро одевшись, сбежал из ее квартиры.