Тени прошлого (ЛП)

— Люциус, я не знала, что ты уже пришел… — хрипло выдавила она из себя, спустя какое-то время.

— Элиас, мне кажется, что тебе стоит пойти и вымыть перед ужином руки, — тот положил ладонь на плечо мальчика и мягко, но настойчиво начал выпроваживать в коридор. Пару секунд Элиас с любопытством смотрел на них, а потом помчался в ванную.

Малфой быстро пересек небольшую кухню и остановился за спиной Гермионы, которая напряглась еще сильнее. Даже не видя Люциуса, его запах она ощутила сразу же.

«Ну почему… почему он должен пахнуть так, что я почти схожу от этого с ума?»

— Смотрю, ты получила мой подарок. Понравилось? — тихо спросил Люциус, наклоняясь к самому уху Гермионы и наслаждаясь тонким ароматом ее локонов.

— Д-да… букет просто прекрасен. Спасибо тебе, — нервозность и смущение откровенно звучали в ее голосе.

— О, нет… Прекрасна была ты, когда танцевала, думая, что тебя никто не видит, — еле слышно возразил Люциус, отодвигая ее волосы в сторону и наклоняясь еще ниже. Теплое дыхание щекотало шею, и Гермиона вздрогнула. — Скажи, ты обо мне думала, когда подпевала певице?

Она зажмурилась, ощутив, как волна стыда обрушивается с еще большей силой.

«Мало того, что меня поймали, когда я бесстыдно раскачивала задом на кухне, так еще и за моим ужасным пением… Господи, да за что ж мне это?»

— Что это вы тут делаете? — от порога раздался любопытствующий возглас Элиаса. — Что ли у мамочки что-то запуталось в волосах? — Мальчик тут же бросился к ним. — Мусор? Или какой-то жук?

На что Люциус усмехнулся и отшагнул назад, напоследок слегка погладив кончиками пальцев ее шею. К счастью, Элиас, слишком взволнованный, что у Гермионы в волосах и впрямь что-то запуталось, не обратил на это внимания.

— Ничего там нет, малыш, просто я отодвинул их в сторону. Видишь, у мамы руки в помидорах? Поэтому убрать мешающие волосы самой ей трудно, — убедительно солгал он сыну. — Ну, а ты как? Уже помыл руки?

— Да, сэр, — разочарованно буркнул Элиас, расстроенный тем, что ничего интересного увидеть так и не удалось. Он забрался на стул и внимательно уставился на двух взрослых. Что-то было не так, они оба вели себя как-то странно: вроде ничего особенного, но что-то Элиаса несомненно настораживало. И тут он вспомнил. — Лушиус, а почему ты так смотрел на мамину задницу?

Нож Гермионы с грохотом упал в раковину, а Люциус попытался сдержать улыбку.

«Наивная! И она еще думала, что от Элиаса можно будет что-то скрыть! Да этот ребенок подмечает все, что нужно и не нужно. И не стесняется сообщать об этом всем, кому не лень…»

Поначалу Малфою хотелось сказать, что Элиасу все показалось, и ни на какую мамину задницу он и не думал смотреть, но потом решил, что лучше ответить правду, конечно урезанную по форме и содержанию так, чтобы оказаться приемлемой для нежных детских ушек.

— Видишь ли, я просто наблюдал, как она танцует. Мама — прекрасная танцовщица, ты не находишь? — вытащив стул, Люциус присоединился к мальчику за столом.

— Танцует она, конечно, неплохо, — согласился Элиас. — Но поет ужасно!

В ожидании ужина Элиас продолжал болтать о чем-то своем, а Малфой украдкой посматривал на Гермиону, каждый раз подмечая, как смущенно, но в то же время и радостно, вспыхивает ее лицо, когда она оборачивается и ловит его взгляд.

А Гермиона, отчаянно краснеющая от жарких голодных взглядов, которые она чувствовала даже спиной, ощущала себя тем изысканным блюдом, что с нетерпением ожидает гурман. Никогда еще ни один мужчина не смотрел на нее с таким откровенным вожделением, как сейчас украдкой поглядывал Люциус Малфой. И это завораживало.

Усиленно стараясь не реагировать на происходящее так остро, Гермиона поставила в центр стола чашки с начинкой и соусами для тако, и принялась наполнять и сворачивать тортильяс для Элиаса. А когда поняла, что Люциус Малфой, не будучи знакомым с мексиканской кухней, никогда не ел тако, то сделала несколько штук и для него. За что оказалась отблагодарена нежным прикосновением к спине, когда подошла, чтобы поставить тарелку. По телу пробежала чувственная дрожь, и Гермиона ощущала ее, даже усевшись на свое место и усиленно пытаясь сосредоточиться на болтовне сынишки, а не на том, как хочется прикосновений Люциуса еще и еще. Вся эта ситуация была для нее настолько необычной и даже отдающей сюрреализмом, что несколько раз казалось, что она просто спит. Спит и видит сон о том, какой счастливой может быть жизнь обычной семьи, где есть мама, папа и ребенок.